ЕЛЕНА ЕРПЫЛЁВА

(Пьеса в 19 картинах)

«Да потому что все и каждый один
пред другим виноваты. Все виноваты!…»

Ф.М. Достоевский
« Бесы».
Действующие лица:
ТОЛИК
ТАЕЧКА
СЕРЁГА
МАМА НЮРИК
ЛИЗАВЕТА
ПЕНОЧКА
ЛАРИСА
ЖЕНЩИНЫ В БИБЛИОТЕКЕ (первая, вторая, третья)
КОРРЕСПОНДЕНТ

КАРТИНА 1

Дело происходит в райцентре Конопатьево.
Лизавета и Толик сидят на кухне у Лизаветы.

ЛИЗАВЕТА: Ты вот что, Толик, не парься на этот счёт. Я тоже сначала парилась. А как почикала его, все встало на свои места. Иногда почикать не вредно. Если вовремя не почикать, тебя разорвет – не соберешь.
ТОЛИК: Как это почикала?
ЛИЗАВЕТА: Так. Ножичком.
ТОЛИК: Каким ножичком?
ЛИЗАВЕТА: Простым, кухонным. С двумя насадками: для мяса и лука.
ТОЛИК: А ты его прямо… Двумя что ли?
ЛИЗАВЕТА: Обе сработали. Враз. Конечно, глядя на меня, никто бы не подумал, что я на это способна. Моя внешность, мое поведение, мои манеры – по всему этому никак не угадаешь моего прошлого.
ТОЛИК: А какое у тебя прошлое? Хорошее у тебя прошлое. Нормальное прошлое. Как у всех.
ЛИЗАВЕТА: Много ты знаешь о моем прошлом. Отец в запой уйдёт – забудет выйти. И на нас с матерью то с ножом, то с топором хаживал и не раз. Но не убивал (убивать был не горазд), а так, пужмя пугал. Он сам больше нашего себя самоёго боялся. От трусости и нападал. Так что я со временем приспособилась к разного рода нападкам.
ТОЛИК: По тебе то есть не скажешь, что ты за птица.
ЛИЗАВЕТА: В этом и состоит прелесть женской тайны. Обычно я бросалась на отца из- за угла и вгрызалась зубами в любую часть тела, как рысь. Отец отбрасывал меня, вопил, но в душе уважал. За самоотверженность.
ТОЛИК: А что с мужем? Ты про Серёгу начала?
ЛИЗАВЕТА: Муж и подозревать не мог, насколько во мне развит боевой дух. Он когда мне вдарил первый раз, и когда я отлетела от него метра на два и даже не пикнула, он решил, что это есть мое полное уничтожение как женского индивида, самки, то есть.
ТОЛИК: Ну?
ЛИЗАВЕТА: Вот и ну. Пять лет я терпела эти его выкрутасы, любила его, как собака. А в этот раз не стерпела. Тихо так собрала всю себя в кулак мозга и затаилась. А он отвернулся и стал мне что-то втирать…
ТОЛИК: А за что бил-то?
ЛИЗАВЕТА: А за что мужики баб бьют? За то, что сами уродами уродились – вот за что, за обиду на жизнь бьют бабу, чтоб не так обидно было жизнь проживать. За это бьют – да. У него с жизнью не лады, полный пижранет.
ТОЛИК: Чего нет?
ЛИЗАВЕТА: Пижранет. Пиво жрать не на что, вот они и мучаются узаконенной свободой.
ТОЛИК: Так у него что ли этот самый пижра…
ЛИЗАВЕТА: А ты думал? Он самый. Но ты не думай, пижранет – это не про пиво вовсе, пиво тут как бы и не причем. Оно для простоты понимания. Это вообще про жизнь, ну что не слышал что ли про пижранет? Ну, говоря человеческим языком, когда у мужика на жизнь не стоит. Полный пижранет! Короче у него пижранет, а мне жизни нет. Так вот я тихо встала, прошла на кухню, в голове не было никаких мыслей, не единой! Действовала строго по внутреннему человеческому инстинкту. Соскребла нож со стола и вмиг в комнату. Тихо окликнула его, ласково, как в самые интимные минуты половой совместной жизни. Он голову верть, потянулся весь ко мне, шею вытянул этаким гусаком – осемелятором.
ТОЛИК: А что бывают и такие?
ЛИЗАВЕТА: Всякие бывают. Тут я подлетела к нему почти вплотную и несколько раз полоснула по правой, а потом по левой стороне живота. По правой, по левой! Вжить – вжить! Вжить – вжить! Этакие легкие, изящные надрезы, я бы сказала, дамские.
ТОЛИК: А что и такие бывают?
ЛИЗАВЕТА: А ты думал! Так он даже не охнул, а только как кровь увидал, то закричал прямо нечеловеческим голосом: « Лизка! Умираю, сука!» Но я –то знала, что от таких скудных ран герои не гибнут. Я хлесть его по щекам, но он при виде меня еще громче заорал. Я ловко его так перевязала, перепеленала, свернула в комок, чтоб не вякал. А потом прижала к себе, к самому сердцу, да как завою. Ну куда я без него? А через два дня, как ни странно, что ты так на меня смотришь, да, да именно через два дня, ну, кто же думал, что так получится…он взял и сгинул. Убёг прямо весь.
ТОЛИК: Так ты его… может напрочь?
ЛИЗАВЕТА: Ага, щас! Напрочь! Таких туда не берут. Да они и сами не шибко торопятся!
ТОЛИК: Дак я не об этом, что совсем напрочь. А в том смысле, что может ты его как человека напрочь…

Резко звонит телефон.

ЛИЗАВЕТА ( хватает трубку): Да, да, это я. А, привет, привет! Ну, как же забыла, помню, помню, записывай: «Два яйца, только яйца не взбивай, чтоб без всякой лишней пены. Сахар полстакана, но не больше. Чтоб во всём мера была, мера и красота, понимаешь? Пирог так и называется «Красотка в мармеладе». Мой его обожает. Ты ведь знаешь, как он до красоты падок. И до мармелада. ( Хохочет). Куда денется, вернётся, как миленький. (продолжает говорить по телефону).
ТОЛИК (выбирается из- за стола и тихо ворчит): Хер бы он к тебе вернулся! Такого мужика чуть не потеряла, сука!

КАРТИНА 2

Толик и Серёга в доме у Толика.

ТОЛИК: Да, дела, Серёг. Влип ты видать по уши! Но ты ж её сам поколачивал, чо скрывать?
СЕРЁГА: Поколачивал, потому что было за что! Но не применял это гнусное насилие. Эту поножовщину! Она ведь убила меня! Ты знаешь, что она убила меня?
ТОЛИК: Не факт. Это тебе так кажется. А она говорит, что вас спасала: тебя и себя. Друг от друга. Человеку иногда хочется получить один результат, а получает он совсем другой. Иногда прямо хреновый результат. У меня история была, да ты ж её знаешь мою историю, ну ту в пожарке?
СЕРЁГА: Мельком, без деталей.
ТОЛИК: Вот именно, что без деталей. Всегда без деталей передадут, а суть вся в деталях. Я из- за деталей можно сказать и пострадал.
СЕРЁГА: Это как?
ТОЛИК: А так, пострадал и выжил. А ты я вижу, не можешь выжить. Гибнешь прямо живьём.
СЕРЁГА: Не гибну, а никак не пойму…
ТОЛИК: Так это самое главное звено во всей жизненной цепи. Я вот тоже долго не понимал: со мной это было или с кем другим. Да я тебе рассказывал, ты забыл. Я тогда в пожарке работал, помнишь? И была у нас примета, ну, это не только у нас, а у всех пожарных была такая же точно примета, что, мол, если мимо пожарки идет рыжий, ну, мужик или баба , не важно, а важно, что рыжий, то все пожарные, ну, кто его видит в этот момент, должны схватить себя за яйца, ну, чтобы пожара не было. Ну, примета такая народная.
СЕРЁГА (смеётся): Во – во, припоминаю что – то.
ТОЛИК: А один у нас, представляешь, индивидуалист, никак себя не хватал, то есть ни за что! Прикинь! Он, видите ли, не верил во всякую чушь, ему, видите ли, «гениталии дороже предрассудков» (это он так выражался, ученый был) он, дескать, не такой дремучий. Но мы ж не сами это выдумали, так? Народ ведь из чего-то исходил, когда примету такую сочинял? Так ведь?
СЕРЁГА: Ясное дело. Если, скажем, скорая едет, то нужно за волосы себя хватать!
ТОЛИК: Вот именно. Ну чо тут такого-то? Схвати, да и отпусти, никто ж тебя не просит стоять так сутки. Ну, схватил и забыл, зато пожара не будет. А он нет и все! И все наши парни терпели, терпели такую несправедливость (почему одни только должны за общее дело радеть? У нас даже Сам однажды шёл, увидел рыжего одного, схватил себя, за что надо и ничего, никто не засмеялся, все ж понимали, что это в целях пожарной безопасности). А тут однажды так вышло, что поутру мимо нас проехал один рыжий пидор, он частенько так разъезжал, сволочь, нет, чтобы чуть левее взять или правее, нет, прямохонько на нас прет. На нашу, в смысле пожарную часть. Ну, мы, как водится, сделали всё точь в точь по народной примете. А этот наш ученый как обычно отвертелся. И никто бы этот факт не вспомнил, а тут возьми и через час звонок. Горит приставка к больнице, хозблок, значит, и вот- вот больница вспыхнет. И мы все, как бешеные поскакали в машины и тушить. Ох, и денек был! Упарились вчистую. Но не это главное, а то, что трех сотрудников хозблока спасти не удалось. И мы хоть и спасли многих других и потушили весь хозблок, а все- таки троих прозевали, и все сразу поняли почему, а чо тут непонятного, все из-за ученого из-за этого. Если б без жертв, то можно было бы на одного рыжего списать, а раз жертвы! Ну, разозлились мы, ясное дело, не на шутку, премиальных не видать и прочее. Обступили его и прям в лоб: « Тебе яйца свои жалко что ли или чего?» А он: «Причем тут яйца? Дело принципа». Мы говорим: «Какой на хер принцип, когда троих загубил?» А он нам: «Не молите чепуху, это не я сгубил, а окна в решетках». Нет, окна в решетках в хозблоке заклинило, само собой, но и ты не без вины виноватый. Нечего прикидываться! Ну, попинали мы его, конечно, маленько для порядку, а как иначе? Но никто ж не думал, что у него со здоровьем нелады, ну, хилой был. Наш старшой даже шутил, дескать, учёный этот не хватает себя за яйца, потому как ему и хватать не за что, у него там, мол, не ухватить, но то, что он черт знает чего выкинет…
СЕРЁГА: Чего он выкинул –то?
ТОЛИК: Чего-чего! Постой, у меня как бы холодец с плиты не убег. Свинячий холодец поставил с утра. Помнишь, мать моя готовила раньше, ты любил? Оставайся, пожрём всласть, у меня там без хрящей, без жил, мослы прям сахар, детство вспомним.
СЕРЁГА ( явно не в себе): Не. Мне идти надо. Как-нибудь в другой раз.
ТОЛИК: Ну бывай! Заходи.
СЕРЁГА: А чего он выкинул-то?
ТОЛИК ( убегая на кухню): Ой, ой, ой так я и знал: уже убёг!
СЕРЁГА ( в след Толику): Да а чего он выкинул-то?!
ТОЛИК (из кухни): Холодец, говорю, убёг напрочь! Ах, паскуда!

Серёга сплёвывает с досады и уходит.

КАРТИНА 3

Толик и Таечка в квартире, которую они снимают в райцентре Конопатьево. Ночь, голоса из темноты.

• « Жены польских солдат в Ираке
• » МОТЫЛЬКИ И СТРЕКОЗЫ