-
Надеюсь, Вам понравятся произведения "СОН В САЛАТЕ ОЛИВЬЕ" или "Жужа из Будапешта" или
Р. Ерназарова
Пьеса
Действующие лица:
Маша Чурикова, рабочая из бригады номер 5, ставшая владелицей стада оленей. В молодости носила кудрявый русый парик, как певица Алегрова. Маша наполовину нганасанка, наполовину – итальянка. Она последний отпрыск знаменитого нганасанского шаманского рода.
Анатолий – нганасанин, Снега – молдаванин. Это любимые мужчины Маши
Андрей – сын Маши
Секретарь райкома, из «бывших» – несостоявшийся любовник Маши
Саския – вечная комсомолка, 70 –лет
Артур, сын, рожденный Саскией от художника армянина, когда ей было 50 лет. Поселковый глава администрации, возит в тундру кинооператоров и иностранцев
Варвара, любящая пить водку и рожать от мужчин
Кузьмич Кашкалда – кинорежиссер, которого почти всегда нет на съемочной площадке
Виктория Гольданская, Вика, ассистент кинорежиссера и кинооператор. Иногда ей удается переспать с кинорежиссером, но кинорежиссер про это не знает. Он думает, что верен жене
Главврач областной больницы, психиатр, любящий спать в тарелке с бутербродами
Главврач маленького северного города, трудяга, философ
Генерал, талантливый изобретатель, «приняв на грудь», любит спать в собственном, комфортном, утепленном туалете, сидя
Генеральша, которую генерал считает сумасшедшей и скрывает это от окружающих
Мальчик без имени, сын генерала, нагулянный генералом и привезенный генеральше
Летчик вертолета – вертолетчик
Пьяные пассажиры вертолета
Бывшая жена секретаря райкома, организовавшая пьянку в вертолете
Солома, белокурая гордая многодетная бомжиха, любит выпить
Тщедушный мужчина, умеющий нападать из-за угла, муж гордой бомжихи, непьющий
Дети, «как горох», – белокурые дети белокурой, гордой бомжихи
Бомжи, отвечающие за помойки престижного квартала областного центра
Афанасьев, Кочев и Кукса – гениальные воспитатели трудных детей, полярники, одинокие люди
Другие красивые, спортивные мужчины, большие областные начальники, убежавшие на месяц «куда глаза глядят»- на охоту в устье Котуя: Мирон, Рязев, Санев. Их не интересуют женщины.
Амбал – шофер
Света – капитан милиции, труженица – энтузиаст
Мужчина, болеющий дизентерией
Уборщица больницы, полюбившая мужчину, болеющего дизентерией
А также
Разъяренная от голода медведица и ее любимое дите
Неистово трахающиеся тундровые крошки – леминги ( красивые желто –серые мышки)
Полярное солнце, захочет – взойдет, не захочет – закроется облаком: «Сидите себе, подождите меня. Когда захочу, тогда и порадуетесь»
Сияющий свет, который бывает и без солнца и который видят многие люди, когда голодают, ждут или чистят душу
Две стрекозы и стадо божьих коровок
Стрекоза, прилетевшая на стойбище Маши. Стойкий любовник и муж стрекозы
Проститутки – оленухи – олени женского пола, бросающие на морозе только что рожденных детей и убегающие за диким оленем в ночь, которая сменяется полярным днем. А когда в полярный день, враз, расцветают мелкие пахучие сиреневые фиалки, километры фиалок, оленухи стоят среди них и не двигаются, пока не проснутся слепни.
Тундра постоянно присутствует на большом экране, который расположен в глубине сцены.
А вообще белая мга или крупный пушистый снег, также как и стадо божьих коровок или стрекоз, могут запросто упасть на наших героев сверху и укрыть их покрывалом.
Действие первое
Картина первая
Сцена поделена на две части. Меньшая часть – это балок, домик на полозьях, где спят наши герои, большая часть сцены – белая тундра во мгле. В глубине сцены экран для видеоизображений.
Пурга метет который день. За окном полярная ночь.
В пространстве крохотного балка, который с трудом вмещает их, заперты рабочие оленеводческой бригады номер пять: тетушка Саския, дебильный ее сын Артур, записанный подпаском, Маша, Анатолий и одинокая алкашка Варвара. Они крепко спят.
Сейчас на экране сон Маши. Она видит во сне, как в рапиде совокупляются мотыльки, бабочки и стрекозы. Трепещут от желания и млеют, получив удовольствие. Тундра вся расцвечена фиолетовыми мазками. А то вдруг откроется косогор, весь бледно – желтый, повернешь голову – все уже красным – красно и снова фиолетовое.
Ошалевшие лемминги, маленькие тундровые мышки, тоже в эйфории, все знают, как они плодовиты. А иначе – не было бы на Севере песца.
Одна сова, как дура, сидит, потому, что днем ничего не видит. Весь холмик, что образовался вокруг корня засохшей лиственницы, белым пометом уделала, а вроде бы мало ест. Из – под холмика совиного ручеек бежит, вода ключевая. Знала сова, где ей селиться.
Но вот и сова с места сорвалась. Тревога. И, действительно, страшный удар пригвоздил трахающихся леммингов, а потом швырнул их в сторону. Это медведица голодная бросила своему дитяте хотя бы какую жранину. Злая медведица, сердитая морда у нее. Ни травы, ни цветы ей не в радость, ранним летом она бедует, если рыбы в ручье нету.
Медведица рявкнула, и Маша проснулась. Вокруг – зима, лежат они впятером в маленьком балке, греются тем, что надышали, потому что балок ночью не топится.
Полярная ночь уже отступила, но маленькая полоска света пробивается пока только на короткий промежуток времени. Все основное свое время обитатели балка проводят в полумраке.
Они проснулись одновременно, а проснувшись, начали собирать свои постели.
Варвара. Когда же кончится эта полярная ночь?
Маша. А ты не знаешь? Совсем городской стала?
Варвара. В Красноярске почти нет полярной ночи, на улице огни горят и троллейбусы ходят.
Саския . По рельсам
Варвара. По рельсам ходят трамваи.
Артур. Счастливая. Если б меня в армию взяли, я б тоже на трамвае катался.
Анатолий. До армии мне казалось, что в балке много места.
Варвара. Саския, ты сына родила в пятьдесят, он потому у тебя контуженный.
-Точно, я такой, – улыбался Артур.
-А теперь я должна от тебя рожать, потому что нормальных мужиков не
осталось у нас, – смеялась Варвара. Она быстро собрала постель свою и вынесла на улицу, уложила в санки.
-Хочешь от меня рожать? – Артур тоже был веселый, – я кавказец наполовину и
дети твои кавказцами будут. Хочешь?
-А у тебя рожалка выросла? Покажи, – смеялась Варвара.
– Не покажу, испугаешься. Нехорошо – показывать. Мне когда-а-а девятнадцать стукнуло, я уже взрослый совсем. В армию меня не забрали, потому что я – дефективный, – сказал Артур.
Носильные вещи они держали в санях, на морозе. В балке были только шкуры и меховые накидки-одеяла. Но и их днем, даже на короткое время, даже зимой, в мороз, они выносили на улицу.
Когда кто –то разговаривает в балке, на улице все хорошо слышно. Точно также в балке можно слушать все, что говорится на улице. И наши герои пользуются этим.
-Всегда все гуляли, – сказала Саския, – иначе как бы дети получались? Вон Маша. Записано –нганасанка, у нее и казахская кровь есть. Бабушка по матери приезжала на Север по комсомольской путевке из Казахстана. Она еще итальянка наполовину, – Саския вынесла свою постель на улицу и тоже уложила в санки.
-Он не итальянец, он хохол был, украинец. Василий Витер. Его женщины наши уважали. – сказала Варвара в балке.
- Много вы знаете, – говорит Саския с улицы.
Обнаженная до пояса она стоит на морозе и с остервенением выбивает из своей малицы ледяную крошку:
- Вон, приезжие говорят – мало моетесь. А я на мороз свою малицу выбрасываю, потом выбиваю сосульки, бывший мой пот выбиваю, – и все. Такая дезинфекция.
Маша в балке говорит Анатолию:
-Приезжие не знают, что малицу нужно ворсом верх шить, тогда она тебя массирует хорошо и тело обтирает, все снимает, весь жир, как губка в бане.
У балка
Варвара подходит к Саскии, которая на голое тело натягивает малицу:
- Саския,- да ты молодая, какие груди у тебя полные, а говоришь – старуха. Еще и умирать собралась. Я моложе тебя в три раза, а посмотри на меня, ни одной груди нету.
Саския. На лицо смотри. Фанотомас в морщинах, вот кто я.
Варвара говорит Саскии:
-Ты сказала, Маша – итальянка? А мы считаем – она единственная у нас с чистой кровью, нганасанской. Про хохла, я думаю, просто болтают. Древний род, как говорят ученые, уникальная ветвь древнего рода. Шаманский род. Вот кто она. Последняя в роду народа нашего. Родить ей нужно. Шаманом он должен стать, ее потомок.
– Мать ее говорила – останавливался здесь ученый из Италии, к полюсу холода пробирался на собаках, – говорит Саския, входя в балок, из которого выходит Маша.
-Шутишь ты вечно, мой отец Момде был, – сказала Маша Саскии и унесла свою постель на улицу.
Маша набрала в чайник чистого снега, вернулась в балок, поставила чайник на буржуйку.
-Момде в живых не было, когда ты родилась. И когда тебя зачинали, не было уже его. А итальянец – был, – проворчала Саския. – Ничего вы не знаете.
Варвара в балке специально громко говорит, чтоб услышал Анатолий:
-Тебя. Машка, будто насосом надули, такая ты толстозадая. Или это подушки там ты носишь? Дай посмотрю. У тебя груди настоящие или подставные?
-Отстань,- смеется Маша.
В тесном балке молодые женщины устроили потасовку.
Саския сердится:
- Уймитесь, наконец, и так тесно.
Стоящий возле балка Анатолий все слышит и улыбается. Анатолий раздет до пояса, он надевает меховую майку, находит свою малицу, висевшую на веревке, выбивает ее большой палкой, натягивает малицу на себя:
-Моя женщина сейчас меня будет массировать, – шутит Анатолий.
Потом он открывает входную дверку балка, вытаскивает нюк со своей постелью и говорит: «Три минуты женщинам в тундру не ходить».
Анатолий уходит, растворившись в тумане. За ним торопливо выбегает Артур, на ходу натягивая малицу.
Женщины прибрались. В балке стало просторно. Варвара смотрится в зеркальце.