Борковская. Дети ведь не могут без прозвищ. А ругаться матом не прилично! Только представьте малявки кричат: «Ба-ля». А ты, наверное, вытаскивала у всех одногруппников лавровые листы из супа, и тебя стали дразнить Лаврик. (Смеется).
Баля. Борковская, ты всегда меня поражала своими умозаключениями.
Дуня. Таня, кто эта женщина?
Баля. Так… дело десятилетней давности. Надо еще водки заказать.
Карасик. Думаю, хватит водки.

Баль молчит.

Карасик. Ты нам так и не скажешь, что происходит?
Борковская. Мы же подруги, мы имеем право знать!
Ксюша. Знаменитое дело Лаврентьевой?
Баля. Да.
Борковская. Кто такая Лаврентьева?
Баля. Я. Это фамилия по мужу.
Карасик. И что в этом деле?
Баля. Ксюха, ты расскажи, а я выйду, покурю.

Баль выходит на улицу. Все оставшиеся за столом молча смотрят на Ксюшу.

Ксюша. Это старая история. Моя подруга – журналист – готовила репортажи о ней. Я тоже не знала, что Лаврентьева – это наша Танька. Удивительно… ее и по телевизору много раз показывали, а я и не узнала ее… на экране она совсем другая…
Борковская. А что за история-то?
Ксюша. Она убила своего мужа.
Карасик. Баль?
Дуня. Как убила?
Ксюша. Она утверждала, что это была самозащита, но не смогла доказать. Ей дали 15 лет.
Карасик. 15? Господи! Так много?
Ксюша. Просто ей не повезло. Ее муж работал в милиции, а это… сами понимаете!
Карасик. А она сказала десятилетней давности… А ты говоришь, что 15 дали…
Ксюша. Раньше отпустили. Видимо амнистия была, или что-то в этом духе.
Карасик. Не думаю, что стоит у нее об этом спрашивать!
Борковская. А что ты на меня-то смотришь, Карасева?
Карасик. А ты у нас самая любопытная.
Борковская. Да, ладно. Я наоборот может, горжусь ей. Я тоже однажды чуть человека не убила. Благо, у него денег было море, и благодаря этому я находила силы терпеть все то, что он со мной делал, а так быть может, я ему тоже устроила бы несчастный случай.
Дуня. Да, заткнись, ты!
Борковская. Надо же, наша блаженная звуки усилила!
Карасик. Хватит!

В кафе входит Баль, медленно подходит к своему месту.

Карасик. Таня возвращается. Все! Ни звука!
Баля. Это была самооборона.
Борковская. (Карасевой). Видишь, она сама заговорила.
Баля. Честно. Он меня избивал, просто жуть… Соседка врач была, так она меня выхаживала каждый раз. Не знаю, сколько сотрясений мозга я пережила! Не считала…
Ксюша. А что, соседка не могла выступить на суде?
Баля. Нет, не могла. Ей угрожали, а у нее двое маленьких детей было, и муж умер. Она потом ко мне в тюрьму приходила, все плакала, да руки целовала… Мы прожили с ним три года, я сразу после института за него выскочила. Уж шибко он моим родителям понравился.
Карасик. Вот родители бы и выскакивали!
Баля. У нас в семье строго было: как папа решит, так и будет. Вот папа и решил, что мне пора замуж.
Борковская. А ты не говорила им, что он так с тобой?
Баля. Они бы не поверили. Ведь Лаврентьев был такой хороший. То мясо привезет, то колбасы, то коньяк дорогущий… В тот день, я решила сказать ему, что ухожу… он готовил ну кухне обед, жарил что-то на сковородке… Я зашла на кухню, сказала, что устала и у меня больше нет сил… он промолчал… а потом взял горячую сковороду и со всего размаху влепил мне по лицу. Я очнулась в спальне, он стоял в проеме двери и так холодно на меня смотрел… Очень сильно болела голова, а лицо горело…
Борковская. Еще бы, после сковородки. Это поэтому такие шрамы?
Баля. Было лето, мы жили на даче у родителей. Там двухэтажный дом, а спальня находилась наверху… увидев, что я очнулась, Лаврентьев развернулся, чтобы спустится вниз… перил там тогда не было, папа их убрал, чтобы поставить новые, кованые.
Дуня. Ты его…
Баля. Да, я его толкнула… он умер сразу, моментально!
Ксюша. А ожоги? Что сказала милиция?
Баля. Они рассмеялись и сказали, что я плохая домохозяйка, и если не подохну в тюрьме и когда-нибудь выйду на свободу, то мне следует быть аккуратней в приготовлении обеда. В тюрьме меня уважали, ведь я мента порешила! Называли Лаврик. Первое, что я сделала, выйдя из тюрьмы – поменяла фамилию, обратно на Баль.
Дуня. А родители?
Баля. Они от меня отказались, еще тогда, перед судом.
Борковская. Вот те на! Теперь ясно, куда ты пропала. Танюшка, что ты нам то ничего не сказала?
Карасик. А давайте выпьем за Танечку!

Карасева наливает всем в бокалы спиртное. Все, кроме Баль, выпивают молча, не чокаясь.

Баль. Девки, вы за меня, как за покойницу, не чокаясь.
Борковская. Типун тебе на язык!
Карасик. Растерялись мы немного.

Все молча о чем-то думают.

Ксюша. Да, видимо, не видать мне чая, как своих ушей. Пойду, узнаю.

Ксюша уходит искать официантку.

Борковская. Хорошая у нее машина.
Баля. У кого?
Борковская. У Ксюхи. Маленькая такая, симпатичная. Как раз под цвет моего маникюра.
Дуня. Да, Ксюша молодец.
Баля. Да, ну ее… А давайте поклянемся не расставаться, а?
Карасик. Это же невозможно.
Баля. Ну, все равно.
Борковская. Неужели тебе это так важно?
Баля. Очень важно. Потому что вы часть моей жизни. Если бы мы не разошлись – все было бы по-другому.
Дуня. Она права… Надо было держаться вместе.

Возвращается Ксюша. За ней идет официантка. Они о чем-то бурно беседуют.

Ксюша. Это ваша работа! Не устраивает – идите в другое место!
Официантка. Знаете сколько у меня за день клиентов?
Ксюша. Я все понимаю…
Официантка. И если каждый, как вы, будет здесь устраивать…
Ксюша. Чай поставьте и идите! Спасибо.

Официантка недовольно ставит чай на стол и уходит.

Борковская. Нас запомнят в этом кафе.
Баля. Что-то тебе больше не звонят.
Ксюша. Я отключила телефон. Так хочется с вами побыть.
Дуня. Правда?
Ксюша. Я шучу. Я ведь случайно здесь, девочки. Если бы с Мишкой не поругалась – не приехала бы.
Карасик. Могла бы и не уточнять, сдержаться.
Ксюша. Ну, относительно меня здесь не сдерживаются.
Борковская. С Мишкой Артуфьевым? Это он тебе названивает?
Ксюша. А что?
Борковская. Просто интересно.
Ксюша. Предположим, что он.
Борковская. Вы так со школы с ним и встречаетесь?
Ксюша. Так и встречаемся.
Борковская. Сука, ты Ксюша!
Ксюша. Помнится, пару часов назад ты за меня выпивала, и что-то вроде спасибо прозвучало. А теперь я сука?
Борковская. Ты ведь знала, что он мне нравится.
Ксюша. Да тебе все нравились, кто был хоть немного смазлив.
Борковская. Это неправда! И ты это прекрасно знаешь!
Ксюша. Мало ли кто, кого, когда… любил, хотел, имел… Есть сейчас, сегодня… Все в прошлом.
Карасик. Вот ты сейчас сама себе противоречишь. Говоришь: все в прошлом. А свои детские обиды зачем-то принесла с собой. Не понимаю…
Ксюша. Не надо ничего понимать, Карасик, ты расслабься и отдыхай! Потягивай дешевое вино и улыбайся, делая вид, что все замечательно!
Дуня. Почему ты так на нас обозлилась, Ксюша? Было и было, ну, не брали тебя иногда на свидания, но ведь мир то не перевернулся.
Баля. И, вообще, если мы такие плохие – чо ты приперлась-то тогда? Дело ведь не только в Мишке!
Ксюша. А я пришла на вас посмотреть.
Баля. Посмотрела? Так и шла бы домой!
Борковская. Действительно, не портила бы никому вечер!
Ксюша. Уйду сейчас, не переживайте. Я, правда, очень хотела на вас посмотреть. На могучую СОТУ! Ячейку общества, которая была в свое время такая дружная, что… Мне всегда казалось, что жизнь каждой из вас будет как сказка! Потому что вы дополняли друг друга, вы были одно целое – СОТА. Даже не смотря на минусы, ведь не всегда все гладко: и обиды, и ссоры… А что я вижу, придя в это задрыпаное кафе? Сборище неудачниц с большой буквы «Н»! Уууу… как вас жизнь-то отымела, девочки мои. Посмотрите на себя: четыре красотки. Вас бы на обложку журнала «Антигламур». Или нет: «Крестьянка». Как раз, передовицы – колхозницы.
Баля. Все сказала?
Ксюша. Теперь все.
Баля. Так вали отсюда!

Ксюша хотела еще что-то сказать, но передумала. Забрав с вешалки плащ, она вернулась к столу. Из кармана вытащила деньги и бросила на стол.

Ксюша. Это за чай.

Резко развернулась и вышла из кафе.

Баля. Да, уж.
Дуня. Она не со зла.
Борковская. Не со зла? Ничего себе! От доброты душевной облила нас грязью?
Дуня. Просто, она всегда завидовала нашей дружбе. У нее ведь отношения-то ни с кем не складывались.
Борковская. Однако Мишку она заарканила!
Баля. Причем тут Мишка? Дуня про другое говорит. Завидовала она нам – это правда. Черной завистью. У нас ведь СОТА была, братство… Четыре Таньки. Она была лишняя – хоть ты тресни!
Борковская. Зачем же мы ее с собой таскали?
Баля. Из жалости.
Борковская. Мне ее не жалко было. Чего ее жалеть-то? У нее всегда все хорошо было!
Баля. Дунька ее жалела. Дунь, вы в садике вроде вместе были?
Дуня. Да. С садика знакомы – это правда. И жили по соседству. С ней дружить никто не хотел во дворе, вот я и протянула руку помощи: пригласила ее в нашу компанию.
Борковская. Вот и нагадили в твою протянутую руку в результате!
Карасик. Осадок какой-то… зря она так. Жизнь отымела…
Баля. Ну, не повезло нам немного, девочки! Зато на том свете будем райские яблочки лопать!
Борковская. Райские яблочки… Ты как скажешь, Баль!
Карасик. А давайте возьмем шампанского, девчонки!
Борковская. А давайте!
Дуня. Сума сошли!
Карасик. Выпьем за СОТУ, за содружество Татьян, за нашу дружбу.
Баля. Точно! Всем Ксенофондам на зло! (Официантке). Девушка, бутылку шампанского принеси! И не открывай! Мы сами!
Борковская. Бабахнем так, что стены содрогнуться!
Карасик. А помните нашу походную?
Дуня. Что прямо сейчас петь собралась?
Борковская. А что, Карасик, давай, начинай.
Карасик. Ты, да я, да мы с тобой… Ну, Давай, подхватывай.
Дуня. Ты, да я, да мы с тобой…
Борковская. Здорово, когда на свете есть друзья.
Карасик, Борковская, Дуня. Если б жили все в одиночку,
То уже давно на кусочки
Развалилась бы, наверное, земля.
Если б жили все в одиночку,
То уже давно на кусочки
Развалилась бы, наверное, земля.

Официантка приносит шампанское, оставляет на столе, уходит.

Карасик. Как там дальше?
Дуня. Ты, да я, да мы с тобой,
Ты, да я, да мы с тобой,
Землю обойдем, потом махнем на марс…

• « ТОРЧ
• » Дневник неудачницы