Достает из-за пазухи малиновый халат с золотыми узорами и накрывает куклу.
Власьев
Хватай бунтовщика,
Пока он бредит.
Власьев и Чекин набрасывают на Мировича веревки.
Свет гаснет.

??????
Первая стража седьмого боатоса второго года царствия Чистой Мудрости.
Одиночная камера в Петропавловской крепости в Санкт-Петербурге
Треугольное зарешеченное окно в камере. На пюпитре – лист нотной бумаги, рядом – бандура. На мольберте – невидимое нам полотно. На конторке – чернильница, гусиное перо и стопка исписанных листов. На авансцене треножник, в котором играет огонь. Под потолком подвешены две трапеции. На стене – треугольные часы с неестественно быстро качающимся маятником. Мирович – точнее, его треуголка – в центре сцены. Иван Антонович и Ушаков, одетые в черные туники, слушают немецкий рок – например, песню “Feuer frei” группы “Rammstein”
Getadelt wird wer Schmerzen kennt
vom Feuer das die Haut verbrennt
Ich werf ein Licht
in mein Gesicht
Ein heisser Schrei
Feuer frei!
Bang bang!

Geadelt ist wer Schmerzen kennt
vom Feuer das in Lust verbrennt
ein Funkenstoss
in ihren Schoss
ein heisser Schrei
Feuer frei!
Bang bang!

Gefahrlich ist wer Schmerzen kennt
vom Feuer das den Geist verbrennt
gefahrlich das gebrannte Kind
mit Feuer das vom Leben trennt
ein heisser Schrei
Feuer frei!
Bang bang!

Dein Gluck
Dein Gluck
Ist nicht mein Gluck
Ist mein Ungluck
Feuer frei!
Bang bang! 10

Входит императрица Екатерина II. Ушаков по привычке отдает честь, тут же машет рукой и смеется. Иван Антонович с любопытством пялится на императрицу. Екатерина, однако, видит одного лишь Мировича.
Екатерина
Guten Abend, mein Freund! Я распорядилась создать все условия для вашего содержания. Завтра – казнь, потому я, как истинная рачительница блага расейского, решила самолично проверить, как исполняются наши приказы.
Берет стопку исписанных листов с конторки, читает.
Ушаков
(заглянув ей через плечо, читает вслух)
«В начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер, один молодой человек вышел из своей каморки, которую нанимал от жильцов в Столярном переулке, на улицу и медленно, как бы в нерешимости, отправился к Кокушкину мосту».
Екатерина
Да тут целый роман! (Смотрит в конец рукописи.) Только где вы, подпоручик, нашли такой типаж? Не видела я таких героев в нашем Отечестве. В Германии, впрочем, тоже… Поняла, списали его с себя… Проецируете себя на плоскость будущего. На допросах вы говорили, что желали стать первым министром, а там – и генералиссимусом. Врете, подпоручик, ничего у вас не получится. Ни моста не будет, ни вас, ни романа вашего… А все потому, что врете…
Екатерина бросает листы бумаги в огонь треножника. Пламя пожирает бумагу. Иван Антонович гыкает и зачарованно смотрит на пламя.
Ушаков
Брат Василий, что она делает?
Скажи ей,
Так нельзя …
Екатерина
Что вы сказали, подпоручик? (Разбирает ноты на пюпитре). Стихи? И как же это будет звучать?
Ушаков берет бандуру, начинает наигрывать.
Голос Мировича откуда-то сверху
И, прилетевши к белому камню,
Они с разлета разбивали своими сердцами
Тот камень и темную клеточку…
Но, не имея сил, заплакав, оттуда полетели
К корабельной пристани, где, сидя и думаючи, отложили,
Пока случится на острове от моря погода, -
Тогда лететь на выручку к голубку…
Оттуда, простившись, разлетелись –
Первый в Париж, а второй в Прагу…

Екатерина
Как это жестоко, подпоручик, заставлять меня плакать! Еще немного, и я помилую вас… Нет, голубчик. Эти вирши, по слабости женской, сохраню. А остальное – в огонь, в огонь. Вы не в обиде? Вот и славно.
Екатерина бросает ноты в огонь треножника. Один лист она складывает и прячет за корсет.
Иван Антонович
Озорная тетенька!..
Я тоже
Хочу жечь бумагу…
Ушаков
Тебе нельзя.
Ты мертвый…
Екатерина
А это что? (Подходит к мольберту.) Не разумею ни бельмеса в этих треугольниках. (Смотрит на себя в зеркальце, потом – на мольберт.) Неужели я когда-нибудь такой стану? В любом случае, подпоручик, обвинить вас в лести никто не смог бы. Никто и не обвинит. Потому как живописные ваши работы подлежат уничтожению.
Екатерина вырезает холст, складывает его и бросает в огонь треножника.
Подпоручик, вы так красноречиво молчите… Скажите, вам не страшно умирать?.. Я знаю о вас почти все – много больше, чем вы знаете о самом себе. На одной из исповедей вы признавались, что вы – девственник. Я – императрица, а потому – раба государственной пользы. Но я женщина, и могу исполнить последнее желание девственника, осужденного на казнь… Подпоручик!…
Екатерина, закрыв глаза, бросается в объятия Мировича, но между нею и подпоручиком встает Ушаков.
Ушаков
Брат Василий!
Мы пока что
В неравном положении.
Екатерина
(отступает в сторону)
Как вы холодны, подпоручик. Я словно притронулась к мертвецу… Странно, по вашим стихам, прокламациям, письмам мне казалось, вы – человек безумных страстей… Зачем ты убил их? Молчите? Смущены! Зачем вы, милостивый государь, убили вашего друга Аполлона Ушакова и секретного узника Ивана Антоновича?… Не могу сказать, чтобы сильно сожалела об их смерти. Ваши безумные планы и впрямь свели Ушакова с ума – останься он в живых хотя бы еще неделю, мне пришлось бы арестовать вас обоих. Бог приказал вашему другу утонуть. Не спрашивайте о деталях, я достаточно сильна, чтобы дать санкцию на смерть опасного смутьяна, но не настолько кровожадна, чтобы выпытывать в деталях, как именно исполнялся приказ. А Иван Антонович? Готова поклясться, вы знали про мои инструкции об убиении царственного пленника, буде возникнут форс-мажорных обстоятельства. Казалось, я вас поймала в силки, сделав заложником высочайшей политики. Смутные подозрения начали закрадываться еще накануне мятежа, когда вы заполонили город подметными письмами.
Екатерина вытаскивает из-за корсета письмо. Ушаков и Иван Антонович также вытаскивают письма, приготовляясь их читать.
А впрочем, зачем вам читать вашего же сочинения письма.
Екатерина бросает письмо в огонь треножника. Ушаков и Иван Антонович делают то же самое.
В городе не осталось ни одного человека, не знавшего о предстоящем освобождении свергнутого государя. Это было странно, но прозрение осенило меня только сегодня.
Екатерина яростно ходит по камере, время от времени натыкаясь на следующих за нею Ушакова и Ивана Антоновича.
Сегодня в Сенате вы убили себя. Разумеется, вас бы приговорили к смертной казни. Но если б все протекало чинно-благородно, я могла бы со спокойной душой помиловать вас и отослать в вечную ссылку в те места, откуда вы с фельдмаршалом Минихом прибыли – в Сибирь, в Пелым или Тобольск. У вас был бы шанс дождаться моей смерти. А вы что учинили? Это спектакль какой-то! Одно слово – гиньоль! Я наизусть выучила вашу заключительную речь.
(Цитирует по памяти.)
«Недолго владел престолом Петр Третий,
И тот от пронырства и от руки жены своей
Опоен смертным ядом.
После него же не чем иным, как силою
Обладала наследным престолом Иоанна
Самовлюбленная расточительница Екатерина».

Зачем же такой тон? Вы бы меня еще обозвали… Как звучит это слово, запрещенное одной из моих августейших предшественниц, Анной Иоанновной… Вспомнила – «блядью». Не знаю, возможно, определение это не вовсе лишено справедливости… Но есть же этикет! Теперь, получи вы помилование, меня каждая встречная нищенка на улице будет запрещенным словом величать. Какое ж тут государственное управление?..
Екатерина снова пытается подойти к Мировичу, но Иван Антонович и Ушаков встают на ее пути.
Боже, как холодно. (Греет руки над треножником.) Хорошо, послушайте мою версию. Я вспомнила, вы – художник. А для художника есть лишь одна степень целесообразности – красота. Вы погнались за красотой действа, за совершенством. А совершенство – это завершенность. Пока персонаж жив, он незавершен, следовательно – несовершенен. Три трупа – это идеальная красота. Более того, автор представления – тоже мертв. Получился пифагоров треугольник. Завтра вас торжественно казнят – будет поставлена последняя точка, сделан последний мазок, картина обретет величественность фрески. Я правильно рассуждаю?… Правильно, я это чувствую по вашему молчанию. Я вспомнила одну находку, о которой мне сообщил генерал-поручик Бецкий.

(Достает из-за корсета папирус.)

От моего августейшего брата короля Фридриха пришел подарок – папирусы с древнегреческими надписями, найденные при раскопках в Египте. Генерал-поручик любезно перевел содержание этой вот грамоты. В ней сказано:

Слышали мы от жрецов Аполлона о стародавнем заклятье.
После того, как олимпийцы покинули землю Эллады,
Где в запустение храмы пришли, где жертв уж давно не приносят
Мир предоставив правлению новых богов, сребролукий
Лишь Аполлон сохранит за собою права на правленье.
Дельфы оставив, клятву он дал, что своею заботой
Край увенчает, где ему принесут воскуренье,
Жертву тройную: царя, дар божий и бога.
В этих местах он на век или два или три разместит свою метку –
Что называется: «пуп земли». И искусства, а также науки
Пышно при нем расцветут…

Генерал-поручик разъяснил мне, что имя Василий означает «царь», Иоанн – «милость божья», ну, а насчет Аполлона я сама догадалась. Бецкий никому более об этом не проболтается – я наобещала ему таких ужасов, что до сих пор боюсь за его душевное и телесное здоровье. На свое счастье он не знал о другом обстоятельстве – что все вы трое родились в один день, 12 августа.
Ушаков и Иван Антонович переглядываются, затем смотрят на Мировича.
Иван Антонович
Гы!
Какая хитрая
Тетенька!…
Ушаков
Мирович,
Что ж ты молчал!
Мог бы поделиться секретом…
Ушаков и Иван Антонович встают в хоровод и поют: «Happy Birthday to you» и «Как на Васины именины испекли мы каравай…»
Екатерина

• « В.И.Л., РЫЖИЙ КЛОУН
• » РУСЬ НЕМЕЦКАЯ