и там предводителем наших колонн
был офицер, кто немного позднее
для целого мира стал грома грознее…
Как видишь, Марат, наш напор не утих:
врагов одолев, мы взялись за своих.
Недаром учил ты, на многих примерах,
уменью врагов узнавать в маловерах.
И вот Робеспьер задал правильный тон,
и на гильотину отправлен Дантон,
а вслед на Дантоном — толпа супостатов,
которых мы чтили как депутатов:
они заварили предательства кашу,
используя подло доверчивость нашу!..
Так пусть неподкупные правят страной!..
Вот едут на плаху в телеге одной,
покрыты плевками, обложены свистом,
былой якобинец с былым роялистом,
и тот якобинец, и тот роялист
от страха дрожат, как осиновый лист,
поскольку для госпожи Гильотины
все люди, как братья родные, едины
и не пожалеет ничьей головы
проворная бритва веселой вдовы!
Не устрашат нас врагов завыванья!
Революционные завоеванья
великий революционер Робеспьер
спасает при помощи крайних мер.
Крайняя мера — есть крайняя мера…
Но посмотри! Волокут Робеспьера!
Какие-то он произносит слова,
но вот уж в корзине — его голова.
За то, что к врагам он не знал пощады,
его уничтожить решили гады,
которые, верша свои махинации,
мечту лелеяли о реставрации!
И даже лучший твой друг — Жак Ру
также был приговорен к топору…
А теперь мы тебе сообщим, наконец,
что у нас у всех появился отец —
Бонапарт, обожаемый нашим народом.
Он, кажется, из Сардинии или с Корсики родом,
и хотя одет он в военный мундир,
он обещает нам вечный мир
и работой нас обеспечил в своих
оружейных кузницах и мастерских.
Себя именует он революционным
императором Франции — Наполеоном!..
Итак, — революция и император…

Громкий аккорд.

Да… Это, прямо скажем, — театр!
Повсюду торжественный марш звучит,
а у нас с голодухи в брюхе урчит,
и мы стоим и глазеем на все па это,
а попы распевают:
«Мно-гая ле-та!..»

32. Убийство

Г л а ш а т а й
(подает знак посохом)

Убийство!

Корде, вдруг очнувшись от забытья, заносит руки для могучего удара и вонзает кинжал в грудь Марата. Пациенты издают общий крик. Де Сад стоит с торжествующим видом, чуть подавшись вперед и сотрясаясь от беззвучного смеха. Все обступают ванну. Героическая немая сцена. Выглядит она так: Марат поник, как на классической картине Давида, – правая рука свешивается через край ванны. В правой руке зажато перо, а в левой — бумаги. Корде все так же сжимает кинжал. Четверо певцов хватают ее сзади и так резко дергают за локти, что платок на груди у Шарлотты разрывается, обнажая грудь. Симона стоит, наклонясь над ванной, с жестами ужаса. Дюпре на коленях. Жак Ру стоит позади ванны на скамье.

33. Эпилог

Торжественно-приглушенное оркестровое вступление. Сестры выходят вперед и уводят Шарлотту, которая опять сникает. Они поправляют платок у нее на груди. Сестры подводят Шарлотту к де Саду, Шарлотта протягивает ему кинжал. Сестры заслоняют ванну простыней. Под прикрытием простыни Марат выходит из ванны. Глашатай, подняв посох, приближается к авансцене. Музыка смолкает.

Г л а ш а т а й

Почтенные зрители! Совершив путешествие
в эпоху повального сумасшествия,
к современности обратим просветленный взор,
где перед нами открыт простор
воистину свободной и радостной жизни,
которая наступит в нашей отчизне,
испытавшей столько тяжких невзгод,
ну, если не завтра, так через год…
Сейчас разойдетесь вы по домам,
Но на прощанье хотелось бы нам,
пусть в самых общих чертах, пусть вкратце,
кой в чем по возможности разобраться.
Так попросим Марата, стоящего тут,
воскреснуть хотя бы на пять минут.

Простыню опускают. Марат выступает вперед.

М а р а т

Пожалуйста! Вот я опять перед вами
и объясню все своими словами,
а не теми, что автор мне навязал,
чтоб я их выкрикивал в зрительный зал.
Задумайтесь над иным сюжетом…
Я видел, что золото правит светом,
но золотом тем обладают не многие,
а, к сожалению, очень немногие.
Богатством владеет несколько лиц,
а нищета не имеет границ.
Тогда я понял, что нужен взрыв,
чтоб несправедливости лопнул нарыв,
я понял, что нужен полнейший слом
того, что зовется всемирным злом,
что нужен решительный переворот,
чтоб навсегда человеческий род
избавился от заплывших жиром
разбойников, правящих этим миром,
но будут бесплодными все усилия
без революции, без насилия,
и оттого призывал к расправе я
над всеми носителями бесправия,
над всеми, кто служит златому тельцу.
Да, да! Ни к барышнику, ни к дельцу
я никогда не испытывал жалости
и в битве с ними не знал усталости!..
Из гроба мое не восстанет тело,
но не умрет мое правое дело.
За мною следом другие придут
и дело мое до конца доведут.
И люди, в порыве священного братства,
разделят поровну все богатства!

Г л а ш а т а й

Скажи нам, Корде, как бы ты поступила,
если бы стража тебя отпустила?

К о р д е

Ах, я жила в тишине и покое.
Как же пошла я на дело такое?..
Честно скажу: для меня это внове —
ложиться под нож за пролитие крови.
Но когда я узнала об этом злодее,
меня ужаснули его идеи.
Я видела в каждом его манифесте
призывы к ненависти и к мести,
а не к согласию и к добру.
Тогда я решила, что лучше умру,
чем допущу, чтоб нам жить под режимом,
который навязан сим одержимым,
что в ванне сидит, источая гной,
и ядовитою брызжет слюной,
революцию пачкая кровью и грязью.
И чтоб прекратить его безобразья,
я, признаюсь, абсолютно готова
его, если нужно, зарезать снова.

Ж а к Р у
(быстро выбегает вперед)

Не верьте словам этой хищной красотки —
лжедемократки и лжепатриотки!
(Указывает на Корде.)
Потоком высокопарных фраз
народ околпачивался не раз!
Бубнят про высокие идеалы
эксплуататоры и обиралы:
«Гуманность, свобода, любовь, добро», —
украв у народа его добро!
Вы только что слышали всякие байки
из уст отъявленной негодяйки!
И до чего же она лицемерна!
Опасность подобных речей безмерна:
ведь предпочтительней волк в натуре,
чем тот же волк, но в овечьей шкуре!

По приказу Кульмье сестры и санитары набрасываются на Жака Ру
и оттаскивают его в сторону сцены.

Г л а ш а т а й
(обращаясь к де Саду)

Быть может, теперь господин маркиз
раскроет нам сущность своих реприз
и не откажется от оценки
только что виденной нами сценки?

Д е С а д

Смысл мною созданною творенья —
в противоборстве двух точек зренья.
Хотел разрешить я извечный спор,
что продолжается до сих пор.
Но вот что воистину примечательно,
что сам я запутался в нем окончательно,
и, откровенно скажу, боюсь,
что под конец я скажу: «Сдаюсь!»
Марат народ призывает к битве,
а не к терпенью, не к молитве,
другие, как видите, наоборот,
долготерпению учат народ.
Я лично тоже стою за ломку,
но надо сперва подстелить соломку
и постараться найти нечто среднее
меж революцией и церковной обеднею.
Установив, что есть два пути,
я третий путь пытаюсь найти,
но, как сторонник этого третьего,
нигде и ни в чем не смог усмотреть его,
итак, увы, я остался с носом,
а вопрос мой остался открытым вопросом!

К у л ь м ь е

Но сейчас у нас совсем иная эпоха,
и живется нам, говоря по правде, неплохо:
мы обеспечены хлебом и топливом тоже
и стали на нормальных людей похожи.
И хотя пока что идет война,
однако победа уже видна!

В оркестре — финальный марш. Пациенты, выстроившись шеренгу,
маршируют на месте.

Ч е т в е р о п е в ц о в

И пусть у нас животы еще не набиты,
мы нашей общею целью сыты.
Свобода слова укрепляет наш дух,
хоть и не все говорится вслух,
и кое-что даже, напротив,— шепотом,
в чем мы обладаем богатым опытом.

Х о р
(в сопровождении нарастающий музыки,
маршируя на месте)

И даже мы, в этом учреждении,
исполнены твердого убеждения
в том, что о нас заботится государство,
и в ответ охотно принимаем лекарства,
решительно отказываясь от какой бы то ни было
критики
сегодняшней официальной политики,
потому что только неисправимые циники
недовольны порядками в нашей клинике,
а здравомыслящие сумасшедшие
приветствуют перемены, происшедшие
с приходом великого Наполеона,
который правит революционно!

Сверху спускают огромный портрет Наполеона в героической позе. Музыка становится все громче. Колонна пациентов марширует вперед. Сестры и санитары пытаются задержать шествие. Колонна по нескольку раз делает четыре шага вперед, три — назад. Музыка становятся еще громче, тема марша — еще отчетливее.
Кульмье беспокойно отходит в сторону, машет руками, как бы отгоняя шествие.

В с е

Да здравствует наш император, кто ныне
ведет нашу армию сквозь пустыни,
сквозь океаны и сквозь снега,
чтоб навсегда сокрушить врага
и на колени его поставить, —
и окончательно этим прославить
наше возлюбленное отечество
для блага и счастья всего человечества!

В грохоте марша колонна движется к авансцене, по-прежнему то делая несколько шагов вперед, то несколько шагов назад.

К у л ь м ь е
(перекрывая грохот)

Да здравствует Франция, Наполеон
и наша лечебница Шарантон!

В с е
(громко скандируют, не прекращая марша)

Шарантон! Шарантон!
Наполеон! Наполеон!
Искупление! Искупление!
Совокупление! Совокупление!

Музыка, крики и топот ног сливаются воедино. Кульмье возвращается на свою трибуну и дает знак — сигнал общей тревоги. Гудит больничный колокол. Санитары берут дубинки и набрасываются на пациентов. Жак Ру вырывается на авансцену.

Ж а к Р у
(обращаясь к пациентам и публике)

Итак,
они убили вашего друга,
а вы стояли и допустили вес это, —
из косности,
из незнания,
из лености мысли!..
Властью крови…
господством железа и золота
враги революции
хотят у нас вырвать богатства,
которые принадлежат вам по праву!..

Общее столпотворение. Перекрывая шум, Жак Ру продолжает.

Учитесь видеть и думать!
Учитесь бороться!
Последнее слово будет за вами.

• « АХ, ЭТОТ НЕТЛЕННЫЙ ВИШНЁВЫЙ САД!
• » КОЛДОВКА