(угрожающе подняв палец, перебивает де Сада)

Я попросил бы…

П а ц и е н т
(сзади)

Да здравствует Наполеон!
Да здравствует Франция!

На заднем плане пронзительный хохот.

М е д в е д ь
(сзади)

Да здравствуют все короли,
князья, императоры, папы!

На сцене возникает беспокойство.

К о з е л
(сзади)

Да здравствуют диета и клизма!

Хохот.

С о л о в е й

Да здравствует Марат!

Ж а к Р у

Да здравствует революция!

Д е С а д
(перекрывая шум)

Лозунги очень быстро
завладеют массой,
втягивают их в свой круг…

Один из пациентов начинает со страшной скоростью бегать по кругу, за ним — второй и третий. За ними гонятся санитары.

Но я плюю
на движенья взбудораженных масс!

Сзади опять кто-то громко сплевывает.

Мне глубоко начхать…

Кто-то чихает, общий хохот.

…на все благие порывы,
которые гаснут,
загнанные в безысходные тупики.
Мне наплевать
на все жертвы,
принесенные –
неважно ради чего…
Я верю только в себя!

М а р а т
(пылко, обращаясь к де Саду)

А я продолжаю верить
в священное дело,
которое ты предаешь!
Мы свергли кровавую власть
разжиревших разбойников.
Многих мы обезвредили,
правда, иным удалось
увильнуть от расплаты,
но, к сожаленью, не в этом –
главная наша беда!
С прискорбием я наблюдаю,
как многие люди сегодня сами
не прочь сесть народу на шею,
рвутся к богатству и к роскоши,
так что порою кажется,
что революция
произошла
в интересах лавочников и торгашей!
Буржуазия стала
новым правящим классом,
четвертое же сословье,
как прежде,
осталось ни с чем.

19. Жак Ру агитирует

Ж а к Р у
(на заднем плане, вскочив на скамейку)

К оружию, граждане!
Боритесь за ваши права!
Если сегодня
вы не возьмете того,
что принадлежит вам по праву,
вы можете ждать хоть сто лет
и ничего не добьетесь!

Пациенты, встав с лежаков, приближаются к оратору.

Они преисполнены к вам
презрительного высокомерья:
еще бы!
Ведь вы не учились даже читать и писать!
Кто мог позволить себе подобную роскошь?
Они вас используют
в качестве чернорабочих своей революции,
с брезгливостью отворачивая
чувствительные носы:
вы пахнете слишком дурно!
Вы провоняли потом!
Вам надо держаться подальше,
где-нибудь в стороне,
не раздражая их
своим неприятным запахом
и неопрятной одеждой.
При этом они не прочь,
чтоб вы, находясь
на самой черной работе
и пребывая в невежестве,
способствовали расцвету
просвещенного века,
который вам лично не даст
ничего, кроме бедности,
кроме все той же
изнурительной, черной работы!
А между тем их поэты
будут слагать стишки
о наступленье эпохи
разума и справедливости,
а живописцы напишут
величественные полотна,
изображая колбасников
в виде античных героев!
Плюньте им в рожу!
Не поддавайтесь их лжи!
Покажите им, что вас – много!

Две сестры сзади подходят к Жаку Ру и стаскивают его со скамьи.

К у л ь м ь е
(вскакивая со своего кресла)

И мы должны здесь все это выслушивать?!
Мы — граждане нового века,
стремящиеся к процветанию?!

Ж е н а К у л ь м ь е

Уймите его!
Это — невыносимо!
Он просто клевещет!

Г л а ш а т а й
(пронзительно свистнув)

Этот смутьян, из вчерашних священников,
видит в достойнейших людях — мошенников!
Мусорный ящик приняв за амвон,
уличный сброд агитирует он!
Надо с прискорбьем отметить, что многие
сделались жертвой его демагогии:
дескать, мы требуем рая земного
и не хотим никакого иного!..
Слушать противно подобную дичь!
Можно ли рая земного достичь?!
Впрочем, наверное, сам он не ведает,
что это значит… А вот — проповедует!
Тоже мне, новый нашелся пророк:
всюду, мол, царствуют зло и порок:
мы, мол, как прежде, бесправные парии,
но не смущайтесь, друзья-пролетарии,
вскоре расправимся мы с нищетой,
ибо пришел настоящий святой,
тот, кто Христа нам заменит распятого!
(Указывает на Марата.)
Смело вставайте под знамя Маратово!

Кульмье, удовлетворенно кивнув, снова садится в кресло.
Пациентов оттаскивают назад.

Д е С а д

Эх, бедняга Марат!
Мир для тебя ограничен
стенками этой ванны,
в которой ты сидишь,
весь исцарапанный,
покрытый коростой.
Неужто ты все еще веришь
в возможность такой справедливости,
при которой власть
действительно будет в руках большинства?
Разве можно достичь
настоящего равенства?
Сегодня, клеймя одного,
вы у него изымаете
деньги или имущество,
чтоб передать это в руки многих,
которые, приобретя таким образом
чужое богатство,
сами начнут богатеть,
начнут наживаться,
точно так же, как их предшественники,
а когда наступит
гигантский застой производства,
миллионы лишатся куска насущного хлеба…
Да и вообще, скажи,
Можно ли верить в то,
что самые разные люди
в равной мере способны работать для общего блага?
Что существует естественное равенство между людьми?
Как там поется в песне?..
(Продолжает в сопровождении лютни и пантомимы.)

Четверо певцов символически изображают, что в мире
все продается и все покупается.

Один известен, как лучший пирожник,
другой — парикмахер, потрясший мир,
третий — самый великий сапожник,
четвертый — прославленнейший ювелир,
пятый — гениальнейший мастер-обойщик,
шестой — знаменитейший женский врач,
седьмой — удивительнейший закройщик,
восьмой — замечательнейший палач,
девятый — бесподобно играет в шашки,
десятый — пламеннейший трибун-златоуст,
у одиннадцатой — лучшие в мире ляжки,
у двенадцатой — самый высокий бюст.

Пауза.

Неужто ты думаешь их осчастливить,
уткнув их носом в постылое равенство?!
Неужто ты все еще веришь в возможность прогресса,
если каждый станет лишь малым звеном
в великой цепи?
Неужто ты все еще веришь в единенье людей?
Даже те немногие,
кто были когда-то готовы
погибнуть во имя общности,
давным-давно отказавшись
от этой мертвой идеи,
вцепились друг другу в глотку,
смертельными став врагами
из-за ничтожнейших пустяков.

М а р а т
(выпрямляется)

Нет, речь не о пустяках!
Дело идет о главном.
Революция избавляется
от малодушных попутчиков!..
Мы должны взорвать
самый фундамент рабства,
и пусть этот взрыв устрашит
своей чрезмерной жестокостью
зажравшихся моралистов
в их сытом самодовольстве!
Послушай!..
Ты только послушай,
как проникает сквозь щели
подленький их шепоток…
Смотри,
как они притаились,
как ждут
той минуты,
когда настанет их срок…

Ч е т в е р о п е в ц о в
(говорят по одному в сопровождении музыки)

В чем дело?! Не пойму-с!
Я самый лояльный француз.
Поверьте, я «за», а не «против»,
«не против», вовсе напротив.
Да кто тут чего разберет!
Сказали, что кончился гнет,
Сказали, что с казнью Капета
настала эпоха расцвета.
Ну, что же: расцвет так расцвет.
Монарха давно уже нет.
Смотались попы и монахи.
Князья и бароны — во прахе,
Марат стал народным вождем…
Чего же мы, собственно, ждем?!

20. Жак Ру вторично агитирует

Ж а к Р у
(вырвавшись вперед)

Мы требуем
открыть амбары
и раздать хлеб голодающим!
Мы требуем передачи
всех фабрик и мастерских
в руки народа!

Пациенты и певцы выходят на авансцену и окружают Жака Ру.

Мы требуем, чтобы в церквах
были устроены школы,
с тем чтобы церковь могла наконец
приносить хоть какую-то пользу!

Кульмье размахивает руками, пытаясь что-то сказать.

Мы требуем немедленного прекращенья
кровопролитной войны,
которая служит вздуванию цен
и разжигает преступную жажду захватов!

Кульмье сбегает с трибуны и устремляется к де Саду, что-то ему говорит,
но де Сад не реагирует.

Мы требуем, чтобы расходы
на подлую эту войну
полностью несли
те, кто ее развязали!
Отныне и навсегда
должны быть развеяны басни
о «великой войне» и о «доблестной армии»!
Все это ложь!
Доблесть! Бранная слава!
Ни с той, ни с другой стороны
нет и намека на доблесть,
нет никаких героев –
а только серые массы
запуганных насмерть солдат,
которые хотят одного и того же:
мира,
чтоб не лежать зарытыми в землю,
а ходить по земле,
причем на своих ногах,
а не на деревянных култышках!

К у л ь м ь е
(прерывая)

Это пахнет предательством!

Ж е н а К у л ь м ь е

Нам нужна наша армия!

К у л ь м ь е
(резко обращаясь к де Саду)

Вся эта сцена была изъята из пьесы!

Д е С а д
(восклицает, не обращая на Кульмье
ни малейшего внимания)

Браво, Жак Ру!
Я недаром
велел на тебя напялить одежду священника!
Нынче — пора мимикрии.
Сегодня важнее всего
умение вовремя скрыться,
умение вовремя вынырнуть
и вовремя спрятаться вновь!..
Обличье монаха, Жак Ру, –
отличная маскировка!

Две сестры, справившись наконец с Жаком Ру, оттаскивают его в сторону.
Дюпре использует возникшее на сцене замешательство, чтобы прижаться к Шарлотте. Она по-прежнему безучастно лежит на скамье.
Пациенты встревоженно выступают вперед.

Ж а к Р у
(в то время, как его привязывают к скамье)

Марат!
Твое время пришло!
Марат, покажись!
Они тебя ждут!
Пусть революция грянет
мгновенным ударом
всеразрушающей молнии!
Пусть надо всеми вспыхнет
ее ослепительный свет!
(Вскакивает с привязанной к спине скамейкой.)

Его силой укладывают. Пациентов оттесняют назад.
21. Самоистязание маркиза де Сада

Д е С а д
(медленно подходит к авансцене, не обращая
внимания на общий шум)

Марат!
Ты им нужен!
На день? На час? — Не знаю…
Сегодня они хотят
превратить тебя в мученика,
чтоб ты за них пострадал.
И они поместят в Пантеон
урну с твоим прахом,
а завтра — они же –
в куски разобьют эту урну.
А потом пройдут годы,
и люди изредка
будут друг друга спрашивать:
«Скажи, ты не помнишь,
кто такой был — Марат?..»
Ну, а теперь послушай,
что я думаю о революции,
которую, можно сказать,
сам я когда-то накликал…

Шум на сцене смолкает.

Тогда,
еще сидя в Бастилии,
я набросал свои тезисы.
Я вытолкнул их из себя,
истязаемый ненавистью
к самому себе,
к ограниченности собственной мысли.

• « АХ, ЭТОТ НЕТЛЕННЫЙ ВИШНЁВЫЙ САД!
• » КОЛДОВКА