-
Надеюсь, Вам понравятся произведения "Новогодний маршрут" или "ТОРЧ" или
Елена Новикова
Пьеса в одном действии
Действующие лица:
Алхимов Борис
Шуваловы (Ольга и Стас)
Панюшкины (Нина и Иван)
Пилсудские (Анна и Рихард)
Черницкая Лика
Веткин Аркадий
Картина первая
Вечер. Маленький уютный офис. За столом сидит Алхимов и разговаривает по телефону. Видно, что он устал и мечтает о домашнем кресле, тапочках, тарелке борща и любой спортивной телепередаче.
АЛХИМОВ (механически). Нет, на завтра уже ничего нет. Что ж вы так поздно спохватились? А за пять минут до торжества не могли позвонить? Кто так делает? Ну… не знаю… Обратитесь в другую фирму. (Раздражаясь.) Да поймите вы, я бы рад помочь, затем здесь и сижу, но вовремя, а не в последний день… Всего доброго… (Смотрит на часы, начинает складывать бумаги на столе, собирать портфель. Звонит телефон. Он нехотя берет трубку.) Фирма «Праздник» слушает.
В это время тихо открывается дверь, входит Аркадий Веткин – невысокий незаметный человек непонятного возраста и в нерешительности останавливается у порога. Алхимов не видит его.
Да правильно вы попали, номер тот, но… поздно. Завтра… во сколько, вы сказали? Что-о? Через полчаса? Сегодня, что ли? Вот дает… (Сердясь все больше.) Послушайте, какая «Свежесть»? Баня? Которая – за мостом, на другом конце города? (Качает головой.) Да если б у меня и были свободные работники… А у меня их нет! Нет! Все на заказах… О Дедах Морозах и Снегурочках вообще молчу… На них еще в августе начинают записываться. Клоуна можно было заказать, если б вы позвонили… дней пять назад. Нет-нет. Все просят сделать исключение, но как вы себе это представляете? Я, директор фирмы, нацеплю сейчас колпак с колокольчиками – и отправлюсь к вам в баню? Развлекать, веселить, да еще и при даме бесхозной кавалером влюбленным пребывать? А что моя жена скажет? Ей не объяснишь, что у вас комплекта не было… (Жестко.) Все. Разговор окончен! Сколько? И вам кажется – это много? За вечернее представление в пяти действиях, да еще и… голышом? Даже если бы мне не улетать через три часа, я бы… Что?? Слушайте, не морочьте мне голову! (В сердцах швыряет трубку.) Деятели!
Веткин, кашлянув, пытается привлечь к себе внимание.
АЛХИМОВ (обернувшись). Если вы тоже заказ сделать, то уже поздно. Приходите завтра.
ВЕТКИН (тихо). Я… не заказ… Наоборот…
АЛХИМОВ. Тем более завтра придете. Надо же анкету заполнить. Документы посмотреть… (Тот мнется и не уходит.) Новичок или профессионал? (Встает, закрывает портфель.) Опыт какой-нибудь есть, спрашиваю? Или – шел мимо, дай зайду? Нам таких не надо. (Звонит телефон. Алхимов берет трубку) Алло? Да я же минуту назад… Что? Какой Шувалов? (Безнадежно вздыхает.) Ну и что? Да хоть сам президент… Нет людей, я уже вам объяснил. По-моему,вполне доходчиво…(Швыряет трубку. Веткин незаметно выскальзывает из комнаты. Алхимов выключает компьютер. Замечает, что один в комнате.) Ну народ… Сплошные паранойики… (качает головой). А может это я малость… того? (Крутит пальцем у виска. Звонит телефон. Алхимов не реагирует и продолжает собирать портфель, но после восьмого звонка поднимает трубку.) Рабочий день окончен, звоните завтра! Кто? (мягче) А, это ты, Матвеич? Да, я уже выхожу… Как перенесли? То есть мы не едем сегодня? Ты уверен? Что ж я тогда, дурак, портфель набил? Теперь назад все это волочь… Ты прав, это лучше, чем в такую пакостну погоду в аэропортах прокисать… Ну, тогда до понедельника. Спасибо за добрую весть и – привет твоим! (Кладет трубку. Напевая осматривает кабинет, гасит свет, выходит и закрывает дверь.)
Картина вторая
Нечто вроде предбанника в современной двухэтажной деревянной бане. Два стильных деревянных столика с лавками, самовар, чайник, чашки, сахарница, конфетница на одном – и полная праздничная сервировка на втором (вначале все накрыто легкой скатертью). Красивые бутылки, тарелки с бутербродами, коробки с соками, салфетница и горка разовых тарелок, вилок, стаканов. Только один – красивый тонкий хрустальный фужер на длинной изогнутой ножке. За левым столиком сидят обернувшиеся в простыни на манер римских патрицианок Ольга в желтовато-кремовой тоге, Нина – в белой и Лика – в бледно-сиреневой. На голове у каждой – соответствующего цвета шапочка, шляпка либо тюрбан…
АННА (наливая себе чай). Советую, пока горячий. (С наслаждением втягивает в себя воздух.) Запах божественный. Мята, душица и чабрец. Моя бабушка, еще когда жива была, собрала. Ее уж нет, а я пью ее травки и вспоминаю…
ОЛЬГА (намазывает лицо оливковым маслом). Прежде красота, а потом сытость… (Лике.) Не сиди, намажь себе тоже. В нашем возрасте кожа маслица просит.
ЛИКА (весело). Это твоя просит… В твоем возрасте… Тебе сегодня полтинник, ты и мажься. А мы еще молодые. Анютке месяц в молодках ходить, мне – пять с половиной, а Нине… Кстати… Она все еще с мужичками. Не боитесь, девоньки? Отобьет!
АННА (пренебрежительно). Кого там отбивать? Ни одного стоящего…
ОЛЬГА. Не скажи…
АННА. И потом – муж при ней. Это Лика у нас может вертеть хвостом. Завидую! Дети выросли, разлетелись…
ЛИКА. Муж тоже… упорхнул. Правда вырасти забыл.
ОЛЬГА. Глупости! Это ты еще в девчонках ходишь, а Павел твой был всегда рассудительным, основательным и взрослым. Слишком взрослым… Ясное дело, он тебе не пара. Как однажды сказал мой Шувалов, не по себе Пашка сук срубил…
АННА. Я и раньше ей говорила, что если каждого супруга представить себе частью денежки, бумажной, – то Черницкий – аккуратно отрезанная ровненькая половинка, а Лика – клок, оторванный сумасшедшим в порыве безумия… Значит ее половинка – такой же клок, только там, где у нее выпуклости – у того – выемка, и наоборот.
ОЛЬГА. Главное, чтобы там, где у нее выемка, у него была подходящая выпуклость…
АННА. Ну, кто о чем, а вшивый…
ОЛЬГА. А кто здесь не вшивый в этом смысле?
ЛИКА (смеясь). На то и баня!
АННА. Вы можете смеяться, а мне Пашку жалко. Прав Пилсудский или нет – не нам судить, но тринадцать лет из жизни не выкинешь. И все эти годы Павлик ни у кого не сидел на шее, не злоупотреблял, как мой, и зарплату в казино и на скачках не просаживал, Лелик, как твой… Пусть звезд с неба не хватал, но в хозяйстве был полезен… (Лике.) Если б ты его не турнула, он так и грелся бы у твоего огня, и, кстати, огонь не метался бы между небом и землей, а уютно и мирно горел в аккуратно сложенном камине…
ЛИКА. Ты, кажется, забыла Черницкого? Представляешь, каким был бы этот виртуальный камин? Забыла, как он тебе бра вешал? Чуть весь дом не обрушил. А уж полку для телевизора под потолком, которая рухнула тою же ночь, с шумом и грохотом, дети до сих пор без смеха вспомнить не могут… И зачем только я его подбила на это…
АННА. Вот именно. Кому-кому, а Павлу незачем было за это браться… Он хорошо деньги умеет зарабатывать, а обои своими руками пусть неудачники клеят. Мебель перетягивают, люстры вешают… Их он и пригласит… А голова ему для другого пригодится… Локти-то, небось, покусываешь время от времени?
ЛИКА. Нисколько. Мужик должен быть умным. Смекалистым. Не обязательно начитанным, для этого большого ума не надо, особенно если памятью бог не обидел… Веткин, вон, горы книг прочитал, но так рано стал все забывать, что если б дожил до семидесяти… (Вздыхает.) А Черницкий обычно думал не головой, а… тем местом, на которое садятся… И руки росли оттуда же…
ОЛЬГА. Слушай, ты стала злая…
АННА (усмехнувшись). Злая… Просто у нее глаза открылись. А мы с тобой все еще верим… Я – что ночные совещания прекратятся, а ты – что казино однажды взлетит на воздух, а на ипподроме все лошади передохнут…
ОЛЬГА. Это ты зря. Против лошадей я ничего не имею… И вообще… Бросьте вы, девчонки. Дело не в вере, а в любви… (Лике.) Представь себе на минуточку, что обои эти повесил не он, а… ну, сама знаешь кто. И сразу тебя смех начнет душить, а не злоба. Когда душа не лежит – и золотые руки не спасут…
АННА. Это верно…
ЛИКА (театрально вздымая руки). Жизнь загублена…
ОЛЬГА. Тогда уж – две!
ЛИКА. Разве можно сравнивать? Он с любимой женщиной тринадцать лет прожил, а я…
ОЛЬГА. Твои проблемы. Никто не неволил. И потом… у него уже два инфаркта было, а ты когда последний раз врача посещала? Вот тебе и ответ, кто у вас мучитель, а кто – мученик…
ЛИКА (обиженно). На себя лучше посмотри…
ОЛЬГА. А чего мне смотреть: я и так про себя все знаю. Стервь! Полноценная, без изъянов, классическая стервь… Но это не моя вина. Жизнь меня такой сделала… Знаете, девчонки, как надоело ходить каждый вечер вокруг него кругами и умолять: трахни меня, Андреич, или хоть приласкай, поцелуй… К кому мне еще обратиться? Налью ему рюмочку, прижмусь, поглажу его…
АННА. А он что?
ОЛЬГА. А он мне: ой, спину скрутило… ой, давай не сегодня? Это ж надо настрой иметь, в душ тащиться, бриться… Ну и тому подобное. Отговорки, словом… Я ему: ну как-то же другие супружеские пары решают эти проблемы, как-то люди устраиваются? Вроде как не чужие мы. Муж и жена… Венчались, клялись выполнять супружеские обязанности… Ну и всякое такое…
АННА. А он?
ОЛЬГА. Он… Любовника, говорит, заведи… Я сначала обиделась, а потом плюнула – и последовала его совету… Одного завела, второго… Так хорошо стало! Дура ты дура, думаю, столько лет потеряла… Лучшие годы… Ну ничего: хорошее дело никогда не поздно начать… Предлагаю за это выпить… Пока мужичков нет…
Входят Панюшкин в сиреневой простыне и Пилсудский – в кремовой, распаренные, довольные.
АННА (разочарованно). Ну вот… Только собрались надраться…
ОЛЬГА. Вот в них и сработал древний инстинкт открывателей бутылок…
ИВАН. Точно! (Отнимает у Анны бутылку и открывает ее. Ольга подает стаканчики. Панюшкин разливает коньяк и поднимает стакан.) За дам!
ЛИКА. За именинницу еще не пили, а уже – за дам…
ИВАН (виновато). У меня первый тост – всегда за дам!
ЛИКА. Ну, ясно. Первый – за дам, второй – за любовь, а к третьему виновник торжества уже под столом валяется, не услышав доброго слова…
АННА. Не ругайтесь… Ванечка хотел всех дождаться…
ОЛЬГА (Панюшкину). Как это ты свою наедине со Стаськой оставил?