КАТЯ. Господи… (Крестится). Ты о чём?
БАРМЕНША (через паузу). О погоде…

Слышатся отдалённые раскаты грома. На улице с нескончаемым упорством льёт дождь.

ЗТМ

Картина вторая.

Эстрада прикрыта ширмами. Сейчас это – мастерская художника. В центре тумба. По бокам банки с красками, на стойках бара кисти, палитра, на полу карандашные эскизы.
На тумбе в длинном до пят платье стоит Людмила. ­ Позирует. Олег, лёжа на полу, рисует. С улицы доносится шум дождя.

Звонок в дверь.
Художник вздрогнул, бросился открывать, но вернулся. Подбежал к Людмиле, вырвал из рук картонки, прошёл в глубину.
Снова звонок.
ОЛЕГ. Кто там?
ГАРИК (за дверью). Я!! Открывай. Совсем там с ума сошёл?

Художник бежит открывать, возвращается с Гариком.
ОЛЕГ. Заходи. Как дела в Академии? (Ложится на пол, рисует).
ГАРИК. Нормально. (Снимает плащ, вешает за ширму). Ч-чёрт… льёт и льёт, надоел.
ОЛЕГ. Случилось что?
ГАРИК. Да не.
ОЛЕГ. А чего смурной?
ГАРИК. Да ничего, всё нормально. Посижу у тебя, поработаю.
ОЛЕГ. Нормально… а то я тебя не знаю.
ГАРИК (ходит, просматривает рисунки). Тоска что-то, сил нет… Запью скоро.
ОЛЕГ. Я – те запью. Правильно, что пришёл.
ГАРИК. Чувствую. Дней этак на десять, не меньше.
ОЛЕГ. Та-ак… Людмила! Спасибо, переодевайтесь. На сегодня хватит.
МИЛА (сходит с места). Ой!.. Ой… О-й… (Пошла, захромала, трёт поясницу).
ОЛЕГ. Что такое?
МИЛА. Поясница…
ХУДОЖНИК. Что, поясница?
МИЛА. В поясницу вступило, что…
ОЛЕГ. А, ну, это с непривычки. Пройдёт.
МИЛА. Завтра так же? С утра?
ОЛЕГ. Нет, завтра не надо. Я Вам скажу, когда. Мне надо немного подумать. Переодевайтесь.
МИЛА. Ну, хорошо… О-й… (Хромая, уходит за ширму.)
ГАРИК. Ну, а у тебя как дела? Движутся?
ОЛЕГ. Что-то я делаю не то. А что, сам не знаю.

Гарик присел на полу, просматривает карандашные наброски. Художник встал, походил.

ГАРИК. А я знал, что это не то. Не хотел тебя расстраивать. Твоей идее, старик, не хватает… Не обидишься?
ОЛЕГ. Говори.
ГАРИК. Нужно другое. (Слегка кивнул на ширму). Ты мечешься, тащишься, выжимаешь, но… Пока не найдёшь это другое, ничего не получится, поверь мне.
ОЛЕГ. Ну, ладно. Давай об этом потом… (Тоже кивнул на ширму). Я и сам, знаешь… Говори, что случилось. Только давай без обиняков. Что-то в Академии?
ГАРИК. Да нет, с Академией всё нормально.
ОЛЕГ. Тогда что?
ГАРИК (тихо). Неделю назад… в тот день, когда Вы с Людмилой ушли, я встретил Макарова. Там же. Я тебе когда-то немного говорил о нём.
ОЛЕГ. Да-да-да, как же?
ГАРИК. Так вот, Люба, с которой я учился в одном классе… Люба Незванова…
ОЛЕГ. Да помню, помню, ты рассказывал. Очень подошла бы для моей картины, в театральном училась и, вообще… но…
ГАРИК. Пропала. Год проучилась и пропала, да? Лет шесть прошло с тех пор, не меньше. Так вот, Макаров сказал, видели её…
ОЛЕГ. Как?! Где?!
ГАРИК. Спокойно, старик. Только спокойно. Видели её, на прудах, пьяную.
ОЛЕГ. Как… пьяную?
ГАРИК. Старик, ты такие глаза делаешь, вроде, ты только что родился, я же тебе…
ОЛЕГ. Ну, хорошо, хорошо. И что же? Ну, говори.
ГАРИК. Что, говори… Говорят, в каком-то борделе работает, может, и врут, пойди найди её. А она… я тебе не раз говорил… она бы подошла лучше всех. Так, как ты мне рассказывал, надо… прожить это надо, понимаешь… пропустить через себя…
ОЛЕГ. Хватит душу травить! Без тебя тошно. Договорились же, об этом потом. Я всё-таки не понимаю, почему она из дому сбежала?
ГАРИК. Из дому?.. Тут всё не так просто. Её папа…
ОЛЕГ. Не надо о папе, ты о ней расскажи.
ГАРИК. Да нет, тут как раз всё дело-то в папе. Люба безумно любила его. Папа был образованнейший человек, кстати сказать. А дома бывал редко, очень редко. Люба едва ли не молилась, когда видела его. И тут вдруг такое…
ОЛЕГ. А как ты думаешь, из-за чего они так… с ним?
ГАРИК. С папой-то? Как тебе сказать? Николай Кириллович… Это моё предположение, ты сам понимаешь… Очень похоже на то, что он знал… или где-то хранил, скажем так… какую-то страшную тайну о них. (Показал глазами наверх).
ОЛЕГ. Ты думаешь, что это стало причиной его…
ГАРИК. То что произошло тогда в Любином доме, на прудах, было ужас… По времени совпадает… Ну, ты помнишь, все это чувствовали тогда. У них там всё рушилось, все ждали, что вот-вот… Ну, ты понимаешь.
ОЛЕГ. Да, помню, конечно. Жуткое время.
ГАРИК. А Любин отец… моё предположение, старик, повторяю… Он знал что-то о них такое… понимаешь?
ОЛЕГ. Да ты что?
ГАРИК. Может быть, о каких-то крупных сделках за бугром или ещё что. Любин отец был в прошлом разведчик. Старик, я не могу передать, как было страшно, когда они ворвались… Что-то искали и били. Я был тогда у них. Любочка бросилась отца защищать. Страшный ливень… гроза… это же на всю жизнь!
ОЛЕГ. Конечно. На душу подростка, девочки.
ГАРИК. А незадолго до этого я видел Николая Кирилловича… у нас там, на пруду. По утрам я часто ходил этюды писать. И вдруг вижу, идёт по аллее… в генеральском мундире… медленно… глядя в землю перед собой. Вот так. Высокий, худой. У него всегда было такое аскетическое лицо, строгое, а тут, вообще… Какой-то узел внутри себя, будто, не мог развязать, понимаешь?..
ОЛЕГ. Да уж, наверное. Представляю.
ГАРИК. И через несколько дней случилось то, что случилось. В общем… не стало Любиного папы. Но это не всё. То, что произошло дальше…
ОЛЕГ. Говори.
ГАРИК. Макаров… Сергей Александрович, двоюродный брат Любиного отца. Он тогда был тоже там. Так вот, через год… он женился на Любиной маме, на Галине Аркадьевне.
ОЛЕГ. Как?!! Да ты что? Как – женился?
ГАРИК. Так, как слышишь… и что хочешь теперь, то и думай.
ОЛЕГ. Ужас.
ГАРИК. Но и это ещё не всё. Дальше хуже. Это я отвечаю на твой вопрос. Девчонки из нашего класса, мы заканчивали тогда десятый, говорили по секрету, что Макаров сильно стал приставать к ней… домогаться.
ОЛЕГ. К Любе?!
ГАРИК. Да!! Мама Любочкина, Галина Аркадьевна, стала часто болеть… из больниц почти не вылезала. А уж когда Любочка поступила в театральный, просто житья не стало.
ОЛЕГ. Господи.
ГАРИК. Люба с детства была очень талантлива, хороша. Так тут… как, значит, мать в больницу, он к ней… Он к ней! Во-от… Вот она и сбежала… из дома сбежала. Совсем. Кто-то из подруг её, школьных, сказала: «Она из-за матери-то и сбежала!»
МИЛА (за ширмой). Люба. Люба… Любонька… Солнышко… (Зарыдала).
ОЛЕГ. Мила?.. Мила?! Вы что, Мила?!

Гарик и Олег переглянулись, смотрят друг на друга. С улицы доносятся завывания ветра…

ЗТМ
Картина третья.

Бар. Утро. За эстрадой идёт репетиция.
Люба в тёмном вечернем платье сидит за столиком с краю. Перед ней зажжёная свеча, бутылка водки, пустая рюмка, тарелочка с нарезанным чёрным хлебом. Напротив рюмка, наполненная до краёв, сверху ломтик хлеба.
Из кулисы в спортивных костюмах выходят Тамара и Людмила. Увидев Любу, тихонько поднимаются на эстраду, идут в глубину. Навстречу Катя.

КАТЯ. На дворе снег. Представляете, первый снег!
ТАМАРА. Конечно, октябрь. Уж роща…
ЛЮДМИЛА (смотрит на Любу, плачет, вытирает глаза). Не могу…

За сценой радостно приветствуют сообщение о снеге, кто-то даже закричал «Ура», слышно, как выбегают на улицу.

ЛЮБА. «…И первый снег, и первые морозы…»

Все оживлённо возвращаются, звучит музыка, репетиция продолжается.
Появляются Гарик и Олег. Они проходят к стойке, стоят, смотрят на Любу.

ТАМАРА. Ну, что?
КАТЯ. Не знаю, Тома, не знаю. Заснула под утро. Ничего в голову не лезет… О, смотри, Мила, твои художники пришли.
ЛЮДМИЛА. Они. Точно. (Вытирает глаза, направляется к стойке).
ТАМАРА. Кать!
КАТЯ. А?
ТАМАРА. Нужна идея.
КАТЯ. Нужна, Том. Ох, нужна…

Людмила издалека машет, чтобы они шли к ней. Втроём они уходят за эстраду. Гарик и Олег подходят к столику Любы, присаживаются. Какое-то время сидят молча, смотрят на свечу.

ОЛЕГ (Любе). Вы позволите? (Берёт бутылку, разливает).
ГАРИК (встаёт). Люба… За твоего папу, Николая Кирилловича. Я его очень любил… и люблю. Царствие ему небесное. Земля пухом. Десять лет назад…
ЛЮБА (взяла рюмку). Земля, Царствие… (Выпила, за нею Гарик, потом Олег.)
ГАРИК. Поплачь, легче будет.
ЛЮБА. Не будет.
ГАРИК. Ладно, забудь.
ЛЮБА. Не-ет, Гарик, что ты… Я жду.
ГАРИК. Чего?
ЛЮБА. Жду? О-о. Жду, когда у них земля станет гореть под ногами.
ГАРИК. Люба!
ЛЮБА. Когда мальчишки их имена станут писать на заборах…
ГАРИК. Любочка, ну, так нельзя. Там тоже есть люди. Везде есть люди.
ЛЮБА. Везде, но не там. Где ты людей там нашёл? В кинах? Там нет людей. Одни уроды.
ГАРИК. Тебе было 15 лет, Люба. 15! И 10 лет прошло! Жизнь другая. Мы с тобой другие.
ЛЮБА. Жизнь другая, мы с тобой другие, а уроды всё те же. Они и через 10 лет уроды. Они нужны, неужели не понимаешь? Жили и жить будут на несчастиях людей.
ГАРИК. Всё, хватит, Люба, я жалею, что завёл этот разговор. Я привёл тебе своего друга, художника. Давай выпьем, познакомимся и…
ЛЮБА. Я поклялась их достать и достану. Не веришь?
ГАРИК. Верю. Люба, я верю. Но давай – всё, а? Всё, ты выпила немножко, выпила…
ЛЮБА. Ну, выпила, а что? Может, мне встать перед тобой? Трезвым?
ГАРИК. Ну, не заводись. Не заводись, Люб.
ЛЮБА. У тебя дело или что?
ГАРИК. Дело… вот.
ЛЮБА. Что – вот?
ГАРИК. Не что, а кто.
ЛЮБА. Кто?
ГАРИК. Мой друг… (Олегу). Ну, чего стоишь? Говори что-нибудь.
ЛЮБА. Достану.
ГАРИК. Значит, я предложил своему другу, Люба, посмотреть на тебя.
ЛЮБА. В каком смысле?
ГАРИК. В качестве модели для своей картины.
ЛЮБА. Как, модели? А Мила? Мила говорила, что она позировала твоему другу.

Подбегает Людмила.

О! Легка на помине. Мила, ты чё? Ты позируешь вот ему или нет?
ЛЮДМИЛА. Уже нет.
ЛЮБА. Почему?
ЛЮДМИЛА. Потом расскажу. Люба! У тебя репетиция сегодня, твой выход!
ЛЮБА. Как мой? Ты что? Сегодня у меня выходной. Я не занята… С чего ты…
ЛЮДМИЛА. Сегодня, Люба, сегодня, ты всё перепутала. Иди. Тебя ждут.
ЛЮБА. Меня?!
ЛЮДМИЛА. Тебя. Твою «Свечу»! Вот тебе микрофон, пошла, Люба. «Свечу»! Кстати, Макаров пришёл. Вон он стоит с какой-то дамой. Это не твоя мама? Похожа.

• « ДЕВОЧКА И АПРЕЛЬ
• » ПОМПИНИЯ