Голос по радио: «Вы хотите поздравить кого? – «Сержанта Лехманова». – А что это за легендарная такая личность – сержант Лехманов? Это – герой-танкист или, может, командир лихих разведчиков? Вообще, он сержант какой армии? – «Он не армии, он в милиции сержант» – В милиции? О! Тогда он, должно быть, задержал и обезвредил какого-нибудь особо опасного преступника? Или даже несколько особо опасных преступников? Михаил Семенович! А вы ведь сержанта Лехманова раньше, до поездки, не знали, нет? А я знал. И я не слышал, чтобы он прежде совершал какие-то подвиги. Похождения героические у него были, а подвигов – нет. Да и похождения у него были такие, о которых в приличном обществе не принято рассказывать. Значит, свой подвиг он совершил недавно, в течение этой вот поездки. Скажите нам, что же он все-таки сделал хорошего, что вы сочли своим гражданским долгом донести до всех нас и про дела его, и про фамилию с этим его, сержантским, званием? Он просто сержант? Или старший? А может, всего лишь младшенький?
(Сержант по ходу этой тирады все больше впадает в ярость: «Сука! Вот сука! Ладненько! Встретимся еще с тобой», и т.д.)
Моисей (в радио): «Ну зачем вы так, молодой человек! Никаких подвигов он, может, и не совершил. Не всем же в жизни подвиги совершать». – «Не всем, согласен с вами, но сержантам можно». – «Просто у сержанта Лехманова сегодня день рождения, и он попросил меня заказать для него песню». – «Вот так вот, даже попросил. А то я смотрю на вас и не вижу, чтобы вы сами, искренне и по велению, так сказать, души пришли сюда песню для милиционера заказать. Ладно, Михаил Семенович, уважим сержанта Лехманова песней, раз уж вы сюда для этого пришли. Что слушать-то будем?» Моисей: «Я не знаю. Он просил что-нибудь веселое». -«Веселое? Хорошо. Поставим веселое».
(Звучать может что угодно, на вкус режиссера)
Сержант уже в полной ярости: – Сука! Мразь! Раздавлю гада!
Паша: – Ты про кого, про Моисея, что ли?
Сержант: – Да при чем здесь Моисей ваш! Про радиста. Этот подлец последнюю практику проходит, диплом у него, а потом сразу бригадиром поезда поставят.
Паша: – Ну тогда ты его уже не достанешь!
Сержант: – Сейчас успею. Студент херов!
Паша: – А за что он тебя так? За что он тебе сейчас отомстил-то прилюдно, на весь поезд?
Сержант: – Да прижал я этого баклана пару раз по дороге в Москву.
Паша: – Ну, значит, не по делу прижал, раз он так тебе ответил.
Сержант: – Молчи! По делу, не по делу. Вот козленыш, запомнит он меня, падла, на всю свою жизнь запомнит!..
(В купе входит Моисей)
Сержант: – Зря ты так поступил, Моисей. Мне очень не понравилось твое поздравление.
Моисей: – Так, я-то что ж, это ведь он все – юноша.
Сержант: – Юноша тоже ответит. А ты что сидишь, Моисей?!
Моисей: – А… что?
Сержант: – Тебе были заказаны сигареты и водка. Доставай.
Моисей: – Я не купил. Я деньги с собой забыл взять.
Сержант: – Сейчас вспомнил?
(Моисей пробует найти защиту у Паши, но тот в замешательстве, он почуял настоящую угрозу от сержанта.)
Сержант: – Бери деньги и ступай, купишь хорошей водки, литр, и дорогих сигарет.
Паша: – Не нужно дорогих сигарет, я не курю дорогие сигареты…
Сержант: – Я курю.
Моисей: – Позвольте, я чемодан достану.
Сержант: – Зачем тебе чемодан?
Моисей: – У меня деньги там. Тех, что в кошельке, не хватит на хорошую водку и дорогие сигареты.
Сержант: – Ну доставай.
(Моисей чуть дольше, чем надо бы, копается. Он задумал бежать и пытается собрать все необходимое.)
Сержант: – А паспорт тебе зачем?
Моисей: – Ну… вдруг от поезда отстану…
Сержант: – Я тебе отстану! Дай сюда документы свои, и деньги тоже давай. (Открывает портмоне, отсчитывает несколько бумажек) Держи, этого хватит – и на сигареты, и на водку. Можешь себе даже пепси-колы взять. И – быстро!
(Моисей уходит. Поднимается и Паша)
Сержант: – А ты куда? Тоже бежать задумал?
Паша: – Да нет, я… стаканчики ополосну вот.
Сержант: – Ну давай. У тебя-то где вещи?
Паша: – Да какие у меня вещи?
Сержант: – Встать! Руки за голову! (Обыскивает Пашу, забирает себе его паспорт) Иди!
Сержант в одиночестве изучает документы Моисея и Паши. «Моисей Соломонович Нагельман, родился в Одессе. Так, регистрация московская. Документы в порядке. Паша. Ну, где родился Паша, я знаю… О! О! Как тебя по стране-то носило! Регистрация. С регистрации снят. И давно. Ну бомж, что с него возьмешь…»
Моисей и Паша возвращаются одновременно.
Моисей: – Вот водка, сигареты, шоколад.
Сержант: – А пепси-колы почему себе не взял? Денег, что ли, пожалел?
Моисей: – Я не пью такие напитки.
Сержант: – А, ну и правильно!
Моисей: – Можно мне получить мой паспорт и портмоне?
Сержант: – Сбежать хочешь? Не выйдет. А ты ведь и без документов уже готов сбежать, а? И без денег? По глазам вижу, что готов. Этого я допустить не могу. Понаплетешь там про меня напраслины всякой. Ладно, если в поезде, тут-то я разберусь. А если где на чужой станции? И ведь тебе могут поверить, что сержант Лехманов нехороший. Поверят не потому, что ты такой правильный. А потому, что ты такой трезвый. Какой отсюда следует вывод? Надо, чтобы ты выпил водки. И побольше. Давай-ка, Моисей, полезай наверх. Полезай, полезай.
Моисей: – Зачем? Там не мое место. Мое место – нижнее.
Сержант: – Не полезешь?
Моисей: – Нет.
Сержант: – Даже под угрозой отстрела?
Моисей: – Вы не сделаете этого!
Сержант: – Не знаю, не знаю. (Бьет Моисею по печени, тот складывается пополам, сержант подталкивает его к окну и пристегивает наручниками к кронштейну верхней полки) Вот так-то будет лучше. А то ты, я вижу, бунтовать уже готов. Успокойся, Моисей.
Паша: – Я где еду? Я еду в комфортабельном вагоне или в вагон-заке? Землячок, что-то ты перебарщиваешь.
Сержант: – Спокойно, Паша. Спокойно. Я знаю, что я делаю. Наливай давай. Жаль, второй пары наручников нет. Для тебя. Хотя зачем они? Ты-то от водки никуда не убежишь. (Сержант закрывает дверь в купе)
Картина 17. Серега и Воробей идут по вагону.
Серега: – Никогда не следует возвращаться к женщине, от которой ты однажды ушел. Но часы я у Любы забыл. Жалко оставить – батин подарок.
Воробей: – Смотри-ка ты! Наши попутчики закрылись зачем-то. (Пробует тихонько толкнуть дверь, она не поддается) На замок заперлись, музыка орет какая-то. (Прикладывается ухом к двери) Сержант опять здесь. Кажется, ругаются. Или спорят. О! Пьют! Странные какие-то звуки, как будто плачет кто.
Серега: – Оставь ты их. Пойдем, попрощались же мы с ними. Незачем возвращаться. Это плохая примета.
Воробей: – А вдруг они Моисея обижают?
Серега: – А ты что, защитить его хочешь? Пусть наконец сам себя защитит, не мальчик уже давно.
Воробей: – Ну, он какой-то… беспомощный.
Серега: – Беспомощный! Не хер подчиняться кому попало. Вот так и фашисты их сначала в гетто сгоняли, они как бараны послушные туда шли. Потом их в печи такими же стройными рядами привели. Они даже перед смертью не позволили себе взбунтоваться. «Моисея обижают!» Что, ты его теперь от каждого мента и хулигана будешь защищать? Пошли! Лучше с Любой посидим чуть-чуть.
Воробей: – Ну пошли… Прав ты, наверное, насчет Моисея. Жизнь не стоит того, чтобы за нее так унижаться.
Серега: – Философ ты наш. (Приобнял Воробья) Идем.
(Стучат к Любе. Та открывает не сразу, отрешенная)
Воробей: – Здравствуй, Люба. Мы с тобой ведь, кажется, не виделись сегодня.
Люба: – С тобой – нет. А с ним – да.
Серега: – И никакой радости от повторной встречи не наблюдаю я что-то на вашем лице…
Люба: – Отрадовалась я свое. И кажется, уже навсегда.
Серега: – Что случилось, Люба?
Люба: – Случилось. Что же ты, Сережа, если не отстал от поезда, не объявился?
Серега: – За поездом как-то долго бежать пришлось. Устал, разозлился. Никто меня нигде не ждет, никто не ищет, никто не беспокоится за меня. Сел в вагоне-ресторане, выпил от злости. Ну, хватится меня хоть кто-нибудь что пропал, думал. Хватится или нет? Хотя кому особенно обо мне тут хватиться? В поезде потерять меня могли только два человека – Воробей и… ты. Но Воробей спал, а ты… Ты ведь смотрела за мной, как я к реке побежал. Что ж ты поезд-то не остановила? Инструкцию нарушить побоялась?
Люба: – Упрекаешь меня. Что ж, может, ты и прав. Только ни к чему это теперь все. Собирайтесь, вам выходить скоро.
Воробей: – Да мы уже давно готовы.
Серега: – Ага. Мы, как пионеры, всегда готовы. Одна только заминка насчет готовности у меня случилась. Часы свои я у тебя, Люба, оставил.
Люба: – А, часы. Забыла я про них. Вот они. С них-то все и началось. Зачем ты только и забыл-то их.
Серега: – Что началось-то, Люба?
Воробей: – Случилось что-то очень нехорошее?
Люба: – Случилось… (Люба, кажется, готова рассказать, но ее прерывает выстрел)
Воробей: – А это ведь у нас.
Серега: – Ну да, в нашем вагоне.
Воробей: – Это у нас, в нашем купе.
(Серега смотрит на часы, как будто запоминает время, надевает их на руку)
Люба: – Это сержант. Допрыгался мальчишка. Давно я ему говорила: натворишь ты что-то страшное. Вот и натворил. Подарочек себе сам сделал, на день рождения.
Серега: – Так. Надо же что-то делать.
Воробей: – Друзьям его, ментам, надо сообщить. Люба, далеко у вас охрана живет?
Люба: – Не очень. В штабном вагоне. Но они могут быть где угодно, они же по поезду ходят.
Серега: – Ага. За порядком следят, кабы чего не вышло. Черт! В кого же он стрелял? Может, в воздух?
Воробей: – А действительно, может, в окошко открытое выстрелил, по воробьям, да? Чего мы сразу подумали, что он кого-то убил или ранил?..
(И тут звучит второй выстрел)
Серега: – А теперь добил, раненого.
Люба: – Да почему же никто выстрелов-то не слышит? Почему поезд-то идет? Остановить его, наверное, надо.
Серега: – А может, не надо его останавливать? Давай уж до станции нашей доедем. А то тут такая канитель начнется.
Воробей: – Да погодите вы оба: останавливать, не останавливать. Надо посмотреть, что там происходит. Может, не в людей стреляли, может, незачем кипиш подымать. Люба, у них там дверь на замок была закрыта, когда мы проходили. Дай ключ. Пойду посмотрю.
Серега: – Воробей!
Воробей: – Не, Сереж, надо.
Серега: – Ну пойдем…

• « МАРГАРИТА
• » Аэродром подскока