Серега: – Хорошая притча. Есть в ней один только существенный недостаток: жена постоянно должна быть рядом. Чтобы как только захотел попить – сразу и зачерпнул. Хотя, как же, зачерпнешь: у нее то голова болит, то на работе устала. Но в целом сказочка твоя правильная. Я ведь тоже не сразу женам изменять начинал. Долго после свадьбы верность хранил. Года, наверное, по полтора. И в первом браке, и в следующем. А сейчас и вправду распустился. Женщин много стало. И нет уже никакого в них вкуса совсем. Ни в них, ни в жене. Не пойдешь купаться?
Люба: – Нет, какое уж теперь купание, если бы сразу, как только остановились. А теперь уж, наверное, поедем скоро.
Серега: – Вот так все у вас: «если бы да кабы, да теперь уж поздно». Запомни, Любонька: хорошее никогда не бывает поздно. Ну, рискнем?
Люба: – Нет.
Серега: – Ну тогда я один. (Убегает к реке через начинающийся июльский зной, треск кузнечиков и трели жаворонков.)
Люба: – Я посмотрю, чтобы ты не отстал.
Картина 12. В купе героев всхрапывает, иногда кричит что-то Паша, Воробей затих и забился как-то в угол, к стене так, что его не видно, будто и нет совсем. Просыпается Моисей. Он осторожно, украдкой от самого себя начинает ощупывать себя. Удрученный, встает, снимает с себя «домашнюю» одежду, поскольку переодеться не во что, надевает брюки, официальную рубашку. Снятую одежду он огорченно нюхает, сворачивает, кладет в пакет и прячет в чемодан. Быстро собирает постельное белье, разглядывает и трогает матрас, переворачивает его: «Ой, стыд-то какой! И зачем я это пиво тюменское пил?!» Берет казенное белье и идет к Любе. Не находит ее в купе проводников, выходит в тамбур. Люба разглядывает что-то в степи и вздрагивает на слова Моисея:
- Доброе утро, Люба…
Люба: – Ой! Напугали! Здравствуйте, Моисей Соломонович. Вам чего? А что это вы уже белье сдаете? Мы же только завтра утром будем на месте, сутки почти ехать еще.
Моисей: – Так стыдно, так неудобно мне. Нет, я не сдаю, то есть сдаю, то есть хочу поменять белье.
Люба: – Что-то случилось?
Моисей: – Случилось. Черт! Как же я, старый еврей, и не догадался! Надо было испачкать все это вонючими рыбными консервами, не сообразил. Теперь придется правду сказать.
Люба: – Да что случилось-то?
Моисей: – Случилось страшное. Сергей уговорил меня попить в Тюмени пива. А я пиво совсем не пью, у меня почки больные. Вот. А тут прямо на сон пиво почти целую банку выпил. И вот результат…
Люба: – Так вы…?
Моисей: – Да…
Люба: – Да не убивайтесь вы, в дороге всякое случается. Пойдемте, поменяем мы вам простыни, никто ни о чем и не догадается.
Моисей: – Спасибо вам, я заплачу.
Люба: – Конечно, заплатите, куда вы денетесь.
Моисей: – Только вы уж не смейтесь надо мной.
Люба: – Да я и не смеюсь. Тут плакать надо.
Моисей: – Вы правда никому не расскажете?
Люба: – Да кому это интересно-то, что у пассажира такой конфуз случился, господи!
***
Пока Люба достает белье, поезд незаметно трогается. Моисей отсчитывает деньги:
- Десять рублей, двадцать, тридцать, сорок. И вот еще десять – всего пятьдесят. Возьмите, Люба. А титан скоро поспеет?
Люба: – Сейчас включу. Сколько времени-то?
И тут доносится стук колес – такой, каким он бывает, когда поезд идет через мост, звонкий. Люба выбегает в тамбур. Но вместо того чтобы сорвать стоп-кран, она всего лишь закрывает дверь вагона.
Моисей: – Люба, а что случилось? Чем вы так взволнованы?
Люба: – Сосед ваш от поезда отстал.
Моисей: – Сережа?
Люба: – Сережа, Сережа. Пойду, говорит, по степи пройдусь, пока мы стоим, ковылем подышу.
Моисей: – Я знаю, Любонька, он пошел цветов вам нарвать, как в кино, помните? А что же, а надо же, наверное, поезд остановить?
Люба: – Поздно уже. Заболталась я тут с вашим… сырым бельем. Если бы сразу, как поезд тронулся, можно было экстренное торможение применить. А теперь уже все, пассажир считается отставшим. По вине проводника.
Моисей: – А вы-то здесь при чем? Как бы вы могли его остановить?
Люба: – Зачем кого-то останавливать? Двери должны быть закрыты вот на этот ключ.
Моисей: – А… а если пассажир через окно вылезет?
Люба: – Да как через него вылезешь, они же у нас не открываются.
Моисей: – Ну у нас же в купе открыто, вот и скажем, что Сергей сам ушел, без вашего ведома, через окно.
Люба: – Ладно, Моисей, идите уж.
Моисей: – Да, пойду. (Отходит, возвращается) А можно я тут с вами побуду? Мне как-то нехорошо. Какое-то странное чувство, какая-то тревога необъяснимая, беспричинная…
Люба: – Ну побудьте. Только белье-то ступайте постелите.
Моисей: – Я постелю и назад, можно?
Люба: – Можно. А я пока чай вам сделаю.
***
Моисей торопится, постелил простыню, потом снял ее, застелил матрас одеялом, почти приладил простыню сверху…
Паша: – Че, Моисей, обоссался, что ли?
Моисей: – Вы! (И вдруг обмяк, сел) Да…
Паша: – Вот ведь, оказывается, что и вы – тоже люди. Да ты не горюй так. Нашел отчего убиваться. Ты всего лишь обоссался. А вот я весь в полном дерьме. Мать что-то зачастила ко мне. Столько лет ее не видел, не вспоминал, уж сколько лет, как померла. А ни разу не снилась. А тут за день два раза. Не к добру это. Что скажешь?
Моисей: – Я в приметы не очень верю. Может быть, это оттого что вы домой едете, вспоминаете дом, детство, друга своего. Оттого и снится. Паша, может быть, вам чаю принести?
Паша: – Чаю? Это который Люба твоя продает, пакетный, что ли? Нет. Этот чай мне не поможет.
Моисей: – А я пойду, попью у Любы чайку.
***
Картина 13. Паша разглядывает разгромленный столик. Встряхивает пустые водочные бутылки, стаканы, находит тот, что вечером оставил ему Серега – полстакана водки, что накрыт корочкой хлеба. Нюхает, пробует на язык. Убедился, что это водка. Поднимает стакан, смотрит:
- Маловато будет.
Крошит в стакан хлеб, мешает все это ложечкой и ест как похлебку. Неожиданно для него появляется сержант:
- Странный у тебя чай, Паша.
Паша: – С утра – в самый раз.
Сержант: – Что, горючее кончилось, а трубы горят?
Паша: – Кончилось. Горят. Понятливый ты мужик, сержант, далеко пойдешь. Если кто не остановит.
Сержант: – Это что – угроза? Смотри, я при исполнении. Ну ладно, я сегодня добрый.
Паша: – Что так? Что-то случилось, что ты сегодня добрый?
Сержант: – Случилось. День рождения у меня.
Паша: – Замечательный повод выпить.
Сержант: – А поздравить?
Паша: – А что насухую-то поздравлять?
Сержант: – А где эти, соседи твои?
Паша: – Моисей где-то здесь, только что видел. А Серега… Да он, кажется, с вечера куда-то пропал, не помню я. К проводничке он все клеился.
Сержант: – С вечера, говоришь? Понятно!
Сержант резко закрывает дверь и идет к купе проводников. Там Люба и Моисей. Не разберешь, кто за кем ухаживает: Люба наливает чай, Моисей режет лимон.
Сержант: – Тэк-с! Ты что тут, Любушка, блядский конвейер устроила! Ночью один, с утра пораньше другой. А ты чего, пархатый, как на свадьбу вырядился, а? Галстук твой где? Почему без галстука?
Моисей: – Я… я… я – за чаем. Если здесь нельзя пассажирам находиться, я уйду сейчас.
Сержант: – Вали! И побыстрее. И свинарник в купе убери, нагадили, как пьяные подростки. Иди. Пять минут даю. Сам зайду проверить, и не дай бог что-нибудь мне там не понравится. Пошел, что стоишь!
Моисей: – Так вы, вы, вы, вы выход мне перекрыли.
Сержант: – Смотри, как бы я тебе кислород не перекрыл. Вышвыривайся. Быстро! (Моисей уходит)
Люба: – Что ж ты с людьми-то так вот обращаешься!
Сержант: – Как так?
Люба: – Не по-человечески.
Сержант: – А ты со мной – по-человечески обращаешься? Я же у тебя второй год любви прошу. Мне эта твоя сменщица… не нужна. Я тебя хочу.
Люба: – Странный какой. Что же это за претензия такая: «я тебя хочу»?! А я тебя не хочу.
Сержант: – Не хочешь, ну так дай – без желания!
Люба: – Ты что-то попутал. Я – не проститутка, чтобы без желания давать.
Сержант: – Ага! Значит, к этому, к Сергею, у тебя было желание.
Люба: – С чего ты взял?
Сержант: – Помолчи, не ври мне. Вон ведь часы его на столике лежат. Так их мужик перед сном с руки снимает и рядом кладет. Ну, что молчишь? Или это не его часы?
Люба: – Был он у меня, был! И был не потому, что он меня захотел. А потому, что я его захотела.
Сержант: – И чем же он такой особенный? Чем он лучше меня? Молчишь. А еврей этот с утра к тебе приперся – так ты его за компанию решила обслужить или за деньги?
Люба дает сержанту пощечину. Сержант отталкивает женщину, хватается за кобуру, орет:
Ну, зачем этот Соломон к тебе приходил, весь при параде?
Люба: – Не шуми так, вагон разбудишь. Переодеться ему не во что, и белье я ему поменяла.
Сержант: – Ха-ха-ха! А он что, облевался или обосрался тут у вас?
Люба: – Описался. Почки у него больные, сказал.
Сержант: – Почки больные? А не сказал отчего: простудился там или, может, дяденьку милиционера когда не послушал и получил по своим почкам нашим демократизатором?
Люба: – Не сказал.
Сержант: – Люба, у меня сегодня день рождения. Сделай мне подарок.
Люба: – Подарок? Возьми вон на полке коньяк. У китайцев купила. За сто рублей всего. И такая гадость.
Сержант: – Коньяк? При чем здесь коньяк?
Люба: – Подарок…
Сержант: – Ты мне зубы не заговаривай и дурочку из себя не строй. Мне не коньяк нужен. Мне ты нужна.
Люба: – Саша, сержантик мой молодой, да зачем я тебе? После другого-то сразу? Я же еще и не мылась, давай завтра.
Сержант: – Завтра, говоришь? Нет уж, давай сегодня. И прямо сейчас. А что не мылась – это ладно. Зубы-то ведь почистила поди?
Люба: – Не подходи ко мне!
Сержант: – Тогда я тебя просто застрелю.
Люба: – Да ты думай, что говоришь!
Сержант: – Я всегда думаю, что говорю. И я всегда получаю то, что хочу.
Сержант достает пистолет: «Ну? Да ты не раздевайся, незачем. Мы так…» (Закрывает дверь)
***
Картина 14. Купе № 5. Воробья по-прежнему не видно и не слышно, Паша – в прострации. Моисей с трясущимися руками ищет в своих вещах таблетки. Пытается их проглотить, чуть ли не горсть, запить нечем, давится, сглатывает.
Паша: – Ты чего, Моисей?
Моисей: – Страшно, страшно мне почему-то.

• « МАРГАРИТА
• » Аэродром подскока