Капитан. Чего нервничать? Я в полном порядке.
Командор. …есть не что иное, как отчаянная по­пытка жизни в последний раз самоутвердиться, воспротивиться смерти?
Капитан. И что потом?
Командор. Кто ж его знает? Понемногу сойдет на нас кромешная тьма… Потом все по очереди за­снем и — покойной ночи! (Профессору.) Вот ви­дите? Едва что-то прояснилось, я сразу успо­коился, как будто ромашки выпил. И исчез кош­мар. Наверное, это необходимо: осознать, сми­риться и… конец. Все куда-то отодвинулось, стало таким далеким… У вас, конечно, свое рациональ­ное объяснение, и вы сейчас же похороните меня под лавиной своего сарказма…
Профессор. Что вы, боже упаси! Хотя, впрочем… Вот вы говорите: «На нас сойдет тьма… Мы все по очереди заснем…» Сейчас уже вечер, поло-

вина восьмого, по всем правилам скоро стем­неет. И если, как обещали, эта химическая тре­вога продлится до утра, я действительно могу заснуть. Больше никаких рациональных возра­жений у меня нет. И более того: именно мой ра­ционализм не позволяет мне распространяться на подобную тему. Что я знаю о смерти? Я всегда наблюдал ее с другой стороны, со стороны живых. Откуда мне знать, как она выглядит изнутри? Как я могу доказать, что вы говорите неправду? У меня никакого опыта. Я, между прочим, умираю в первый раз. Однако для столь суровых выво­дов, по-моему, нет оснований. Я пришел забрать рукопись моей будущей книги. Эта книга для меня очень много значит, но для меня — живого! Посмертная слава — как говорится, «о’кей» — отличная штука, но чем позже, тем лучше! Вы говорите, мы умерли? Не могу доказать обратно­го, следовательно, поживем — увидим. Завтра утром окончится тревога, явится мой издатель, скажет: «Дорогой Саппонаро — с двумя «п» — вот ваша рукопись, работайте дальше». И я от­правлюсь работать, сделаю правку, отдам в пе­чать, и книга выйдет, и двадцать тысяч экземпля­ров разойдутся нарасхват, и я поеду отдыхать в свой круиз по Карибскому морю, на роскошном корабле без всяких странностей, зато вдвоем с роскошной блондинкой, и тогда, сударь мой лю­безный, я пришлю вам симпатичную открытку с надписью: «Привет с Карибского моря самому отпетому колдуну и чернокнижнику, который так рвался сглазить, накликать и накаркать!»
Командор. Нервничаете?
Профессор (принужденно). Ничуть. Я совершен­но спокоен! А вы зарубите себе где угодно: идут учения по гражданской обороне, ясно? Хими­ческая защита. Обыкновенная учебная тревога, ясно? У меня и без того плохой гемоглобин, у всей нашей семьи повышенное давление, у тетки моей большая опухоль, а в газетах каждый день — только о СПИДе, только о СПИДе! И не как в прежние времена — дескать один кто-то случай­но заразился. Нет! У всех поголовно СПИД! СПИД! А вы тут полчаса жуете мочалку…
Командор в ужасе указывает на Капитана, ко­торый с запрокинутой назад головой, закрыты­ми глазами и полураскрытым ртом словно ока­менел в кресле.
Командор (выпучив глаза). Вот!.. Вот!.. Он пер­вый… Скоро наша очередь…
Осторожно, со страхом оба приближаются к Ка­питану. Но когда они уже возле кресла, Капи­тан разражается мощным, трубным храпом.
Профессор (резко, как бы отгоняя страхи). Открытку с Карибского моря! Вот такую, самую большую открытку!
Действие второе
Картина первая
Та же сцена несколько часов спустя. Про­фессор с Капитаном играют в карты. Командор сидит в кресле на первом плане, лицом к публике. Взгляд его устрем­лен вдаль, он о чем-то напряженно думает.
Капитан (делая подсчет в конце игры). Взят­ки, козыри, расклад, семерка, дуплет. Семь-ноль в мою пользу!
Профессор. Поздравляю.
Капитан. Между прочим: у кого последняя карта, дуплет не разбивает.
Профессор. А я разбивал?
Капитан. А то! Когда играли пять и два — семерку. Сдаю. (Раздает карты.)
Командор. Где вы карты нашли?
Капитан (добродушно). В холодильнике.
Профессор (Командору успокоительно). Да не слушайте его! (Капитану.) Зачем пугать чело­века? На нем и так лица нет.
Капитан. Ха-ха! Волшебный холодильник Аладди-на! Хе-хе-хе!
Профессор. Здесь нашли, на стойке, под телефон­ной книгой Сингапура.
Командор. Но раньше-то их не было!
Профессор. Мы их просто не видели.
Командор. А телефонная книга Сингапура — это, по-вашему, нормально?
Капитан. Таких книг полным-полно!
Командор. В Сингапуре полным-полно! (Никто не придает значения его словам, и он повторяет.) В Сингапуре!
Капитан. Я извиняюсь… Мы в карты играем.
Профессор. Садитесь с нами.
Командор. Втроем?
Капитан. А мы в три семерки. Три семерки с выле­том!
Командор (срываясь на крик). Ну хватит! (Вскочив с места, подходит к стойке, порывшись там, на­ходит большую черную книгу, по-видимому. Библию. Затем возвращается к своему креслу и, усевшись, принимается усиленно читать ее.)
Остальные заканчивают очередной кон.
Капитан. Так. Что у нас? Взятки… козыри…
расклад… Десять-ноль в мою пользу. Профессор. Поздравляю. Хорошо играете. Капитан. Я-то играю, а вы — мямля. Разбивать
надо, а вы канитель тянете. Профессор. Нечего было разбивать! Капитан. Здрасьте: по третьему кругу шла шестерка
и туз, а вы с семеркой сидели. Профессор. В прикупе еще четверка оставалась.
Зачем рисковать?

Капитан. Ничего не оставалось. Все четверки ушли.
Профессор. Нет! Точно помню: одна была.
Капитан. Ну. У вас на руках и была!
Профессор. А-а-а, да, правильно…
Капитан. Удивляюсь на интеллигенцию. Вроде куль­турные люди, а в. карты играют, как лопухи, ей-богу! Институты, университеты… Ха! Зачем столько лет учиться, если от этой учебы память отшибает? (Командору.) Вы, фабриканты, не­бось не такие. Эй, я вам говорю!
Командор не слышит, совершенно погруженный в свои мысли.
Чего он там: молитву, что ли, бормочет?
Профессор. Тс-с-с! Оставьте его… Сколько у нас?
Капитан. Одиннадцать-ноль. Едем дальше?
Профессор. Сдавайте. Может, и я хоть очко за­работаю.
Капитан (сдав карты и начиная игру). А можно я вам кое-что скажу по секрету?
Профессор. Конечно, можно.
Капитан. Вы не обидитесь?
Профессор. Вряд ли.
Капитан. У нас, у военных-то, как говорится, юмор казарменный.
Профессор. Логично.
Капитан. Значит, можно?
Профессор. Можно.
Капитан. На всякий случай, заранее пррэшу изви­нить.
Профессор. Вы меня интригуете.
Капитан. Так вот: хотите выиграть у меня хотя бы одно очко, играйте со мной не в карты, а в хвост кошачий.
Профессор. Это как понять?
Капитан. Или в пятак свинячий.
Профессор. Да почему?
Капитан. Потому что вы играете, как хрен соба­чий!.. Шутка!.. Ха-ха-ха!..
Профессор. Хорошая шутка.
Капитан. Правда? Очень остроумно, если вдумать­ся. Вот, говорят, у военных плохо с чувством юмора. Сами видите — вранье. А кто виноват? Телевидение, которое показывает одни парады, награды, генералов — грудь колесом… Или бое­вые действия. Все это слишком серьезно. На самом деле в армии, если знаешь ее изнутри, ки­пит жизнь, всегда полно веселья, радости — даже перед лицом смерти… (Замолкает, поду­мав о возможной реакции Командора, но тот по-прежнему занят своими мыслями.) Точно-точно, он молится.
Профессор. Тс-с-с! Не трогайте его!
Капитан. Надо же, как перепугался…
Профессор. Тс-с-с!
Командор. Да слышу, слышу… Только причин для веселья у нас маловато, любезный мой капитан в сапогах! Вам бы тоже помолиться. Чтобы не случилось того, о чем я говорю. Если сейчас
откроется дверь — вот эта или эта, и появится некто… а не через дверь, так с потолка или черт его знает откуда еще…
Капитан. Кто появится?
Командор. Некто, некто!
Капитан. Кто именно?
Профессор. Я понял, кто.
Капитан. Что вы поняли?
Профессор (указывая вверх). Некто…
Капитан. Ах, Господь Бог! Чего ж произнести-то боитесь? Небось не дьявол, как раз наоборот. Некто, некто… Запомните. Первое: в эту вашу идею, которую вы вбили себе в голову, что мы умерли и сидим тут, как в таможне по дороге на тот свет,— я не верю. Даже если я умер, не вижу разницы между жизнью и смертью. Еще полезно ущипнуть самого себя — проверить, спишь или нет. Или коленкой об угол приложиться, чтоб искры из глаз! Но допустим, кто-то явится. И что с того? Что он нам сделает?
Командор. Как что?! Будет нас судить!
Капитан. И ради бога! Вот мой чемодан: ничего запретного!
Командор. Это невыносимо! Какой чемодан? Что значит «ничего запретного»?
Капитан. А то, что мой багаж в порядке. Прове­ряйте! Я в жизни не совершил ничего такого, за что судят и в чем раскаиваются. В армии с восемнадцати лет, честно выполнял свой долг, не крал, не причинял никому зла, даже на войне, потому что в войнах не участвовал. Делал то, что должен делать такой человек, как я.
Командор. И никаких сомнений?
Капитан. Нет. В уставе сомнения не предусмотре­ны. Сомневаются дамочки и философы.
Командор. Значит, угрызений совести тоже нет.
Капитан. Сейчас уже четыре часа, и все нормально!
Командор. Он меня доконает!
Капитан. Я ему так скажу: «Дорогой Создатель! Тебе хотелось, чтоб я жил иначе, значит, и создавать меня надо было иначе!»
Командор. То есть?
Капитан. Хотел, чтобы я был святым, героем, ве­ликой личностью? Так и создал бы меня святым, героем, великой личностью!
Командор. Он?!
Капитан. А кто ж еще?
Командор. Нет, я больше не могу! Я не выдержу!
Профессор. Погодите, погодите! Между прочим, капитан уловил самую суть. Если угодно, это фундаментальный, ключевой вопрос свободного выбора.
Капитан. Взятки, козыри, расклад и три туза. Тринадцать-ноль, я выигрываю!
Профессор. А я — сдаюсь.
Капитан. В следующий раз будем играть на денеж­ки. За уроки надо платить. Ха-ха-ха!
Профессор. У капитана вполне определенная точ­ка зрения. Но я не разделяю ни ту, ни другую. Да, ситуация необычная, происходят странные

вещи. И если мы действительно умерли, если здесь, так сказать, передняя, прихожая, прием­ная того света, то я… не протестую… я согласен… я повинуюсь!.. (Сам того не замечая, говорит все громче и громче, обращаясь куда-то к верх­нему этажу, словно его собеседник находится очень высоко и далеко. Опомнившись, вновь пе­реходит на свой обычный голос.) Конечно, все это весьма условно. Однако…

• « No Smoking