Командор. Что — однако?
Профессор. Однако… и на моем счету нет серьез­ных проступков. И моя совесть тоже спокойна.
Командор. Ну, в этом смысле мне вообще не о чем беспокоиться.
Капитан. Ас виду не скажешь. То есть по вашему поведению, виноват, не скажешь: вон, пережи­ваете, дергаетесь, и все время одно и то же: «Он меня доконает, он меня доконает!»…
Командор. Это вы, вы меня доконаете! Своим ту­пым оптимизмом! Вы, толстокожий, пуленепро­биваемый бегемот! Вам только в болоте мокнуть, ноздрями шевелить. «Мой чемодан! Ничего за­претного!» Все эти шуточки, фиглярство, вздор, что вы тут наговорили!.. Глупый вы, батенька! Глупый!
Капитан. А что я сказал? Не понимаю…
Командор/ Вы сказали, что не были героем и свя­тым по вине того, кто не сотворил из вас героя и святого.
Капитан. Я не говорил, что кто-то виноват.
Профессор. Это верно: подобного утверждения не было. Капитан просто констатировал положе­ние вещей.
Капитан. Вот. Точно.
Командор. Ну, знаете, выходит, и Сталин с Гитле­ром вершили свое кровавое дело, потому что их такими сотворили.
Капитан. Конечно. Скажете нет? Профессор, объясните ему!
Профессор. Бесспорно. И столь же неоспоримо. Извините за тавтологию.
Капитан. Моего двоюродного брата зовут Адоль­фом. Маленький, с усиками, а чубчик начесать — вылитый фюрер. Но никогда в жизни он не сде­лает того, что сделал Гитлер. У него есть средний доход, его не интересуют женщины, карьера, и все, что имеет, он тратит на путешествия. Почему?
Командор. Что — почему?
Капитан. Почему он не способен на то, что сделал Гитлер?
Командор. И почему?
Капитан. Потому что этот «Некто» сотворил его иначе.
Командор. Нет, он меня действительно доконает!
Капитан. Все очень просто.
Командор. Ну, знаете… Выходит, законов нет, никто никого не судит, ответственности никакой. Убил жену — объясняешь: «Пардон, меня таким сотворили!» И никто слова не скажи. Солдат в
армии набил морду полковнику, а все вокруг заохали: «Бедняжка не виноват, его таким со­творили!» А может, за это полагается тюрьма, капитан?
Капитан. Тюрьма, полевой суд, и к стенке!
Командор. Ага! Видали?
Капитан. Но это же другое дело. Полковник есть полковник. Это не ваш «Некто»! Полковник не обязан терпеть такого солдата. И генерал не обя­зан, и армия тоже. И если солдат даст мне в ухо, я отвечу: «Меня сотворили иначе». И поставлю его к стенке.
Командор. Что-что?
Капитан. Один-один, и мяч на центр поля.
Командор. Доконает!
Профессор. Любопытная аргументация.
Капитан. А кстати, этому вашему «Некто» можно прямо заявить: «Ты сам меня так сотворил». Интересно, что он ответит?
Командор. Что ответит?
Капитан. Что он может ответить? Ничего! Всевыш­ний, всемогущий, всеведущий, добрый, справед­ливый и Бог знает, что еще. Он создал небеса и землю, и листик не упадет с дерева без его воли. Убил человек свою жену: кто виноват? Листик, который не туда упал, да? А листики кто сбрасы­вает?
Пауза.
Профессор. Ну… вы, пожалуй, увлеклись. Пре­увеличиваете… На вашем месте я поискал бы середину, как-то смягчил бы…
Капитан. Смягчать тут нечего.
Профессор. Нет, извините! Это верно, что каждый из нас создан по-своему, но верно и то, что в на­ших условиях, где мы родились и живем, каждый имеет возможность выбора, стремится к тому или иному. Вот, к примеру, этот господин — фабри­кант, и он, конечно же, уклоняется от налогов.
Командор (протестующе). Я?!
Профессор. Вы налоги платите?
Командор. В общем… да.
Профессор. Все?
Капитан. Все-все?
Командор. Ну… (Пауза.) Не совсем.
Профессор. При желании могли бы платить по­больше, а уклоняться поменьше?
Командор. Э-э-э… Ну, в общем… (Пауза.) Да.
Профессор. Что ж вам мешает? Высшая сила? Непреодолимое препятствие?
Командор. Да нет…
Профессор. Более того: уклонение от налогов тре­бует изощренной акробатики! Оказывается, легче — платить.
Командор. Вообще-то… (Пауза.) Да…
Профессор. Вот и все! Если господин не платит на­логи, то «Некто» здесь ни при чем. Сами вино­ваты.
Капитан (язвительно). Значит, Бог не в счет.

Профессор. Бог не в счет.
Капитан. Да, дорогой профессор, вам крупно по­везло, что живете в наше время. В средние века за такие словечки — прямиком на костер. Бог — во всем. Почему этот господин не платит налоги?
Профессор. Видно, честности маловато.
Командор. Что вы себе позволяете?
Профессор. Прошу прощения. Это к теме раз­говора.
Командор. Так вот. Я готов платить налоги — во-первых, если все будут их платить, а во-вто­рых, если государство перестанет пускать их в трубу! Да, я мелкий неплательщик. Но никогда не посмею утверждать, будто в этом виноват кто-то еще, кроме меня самого. Извините, я не желаю продолжать разговор. (Берет телефонную книгу Сингапура и усаживается в кресло читать.)
Капитан. Чего обижаться-то, не пойму. Оскорбил­ся… прямо до смерти… Пардон!
Пауза.
Профессор. Я, признаться, тоже не плачу налоги с частных уроков. Ни единой лиры. Хотя урока­ми очень прилично зарабатываю.
Капитан. Еще бы: известная категория — «три ГЪ.
Профессор. «Три ПЪ?
Капитан. Поп, профессор, проститутка — злостные неплательщики налогов. Ха-ха-ха! Вы не обиде­лись?
Профессор. Да нет, конечно.
Капитан. Я предупреждал: у нас, у военных, ка­зарменный юмор. Но без злобы!
Профессор. Вообще-то, я мог бы прекрасно пла­тить. Честности бы побольше.
Капитан. А-а-а, честности не хватает?
Профессор. Не хватает. Однако при желании…
Капитан. И где же оно, желание ваше?
Профессор. Кто его знает? Наверное, чересчур пекусь о собственной выгоде.
Капитан. Что же это вы так печетесь о выгоде?
Профессор. Характер такой!
Капитан. А если изменить характер?
Профессор. Увы! Я так устроен.
Капитан. Вот видите? Вы так устроены! Будь у вас другой характер, меньше бы стремились к день­гам, больше было бы честности и желания… Да, вы платили бы налоги! Но вы были бы дру­гим, и весь этот разговор не состоялся бы.
Профессор разводит руками, ему нечего возра­зить.
Командор (словно стряхнув с себя отчуждение). Значит, по-вашему, что ни делай — все будет правильно, все хорошо?
Капитан (напевая). «Все хорошо, прекрасная мар­киза, все хорошо, все хорошо-о-о!!!»
Командор. Профессор никак не изменится к луч­шему…
Капитан. Никак. Иначе он станет другим.
Командор. И, стало быть, этот мир…
Капитан. …есть лучший из миров. Это не я сказал, а кто сказал — не знаю.
Профессор. Лейбниц.
Капитан. Я с ним полностью согласен.
Командор. В жизни не встречал такого тупого, низкопробного оптимизма, такого… такого…
Капитан (цитируя). «Если не получилось переспать с самой красивой в мире женщиной, представь себе, что женщина, с которой ты спишь,— са­мая красивая в мире!»
Командор (Профессору). Слыхали? (Понемногу распаляясь.) А это кто сказал — слепой?
Капитан. Это сказал мой дядя, который в свои девяносто лет читал газету без очков.
Командор (сдерживая ярость). «Представь себе», да? А утром, на рассвете? А днем? Или ночью — встал по своим делам, зажег свет, а тут… (В от­чаянии.) Господи, с кем я спорю? Почему я вообще с ним разговариваю?
Капитан. От нечего делать, наверное.
Командор. То-то и оно. Ладно. Лишь бы не о смер­ти и не о мертвецах.
Капитан. Пардон, пардон! Это уже что-то совсем похоронное…
Пауза. Командор продолжает читать.
(Напевает.)
«Скажите, девушки, подружке вашей,
что я не сплю ночей, о ней мечтая…»
Профессор. А знаете, капитан… Вы отнюдь не та­кой оптимист, каким себя считаете. Утверждать, что наш мир — лучший из миров, это палка о двух концах.
Капитан.
«Что всех красавиц она милей и краше. Я сам хотел признаться ей, Но слов я не нашел…»
Профессор. Ну, смотрите, ведь можно сказать (восторженно) «Этот мир — самый лучший из миров!» Так? А можно иначе (мрачно и обре­ченно): «Господа! Мир, где мы живем, оказы­вается, лучший из миров, поэтому улучшить его не удастся никогда! Безнадежно. Все. Капут!»
Капитан.
«Очей прекрасных огонь я обожаю.
И на земле иного я счастья не желаю!..»
Профессор. Ну, что скажете?
Капитан. Я? Ничего! Буду я еще голову ломать! А в казарме вам знаете, что скажут?
Командор. Пошлют далеко.
Капитан. Вот он знает.
Командор. Слушайте, зачем столько слов? Гово­рим, говорим, а про что — сами не знаем. Так… Сотрясение воздуха, пустая болтовня. Мешаете, господа. Я из-за вас двух’ строчек толком про­честь не могу!
Капитан. Да уж! Нелегкое дело — читать телефон-

ную книгу! Роман! Ха-ха! Столько действующих лиц, и у многих одинаковые фамилии!
Командор раздраженно встает, держа книгу под мышкой, идет в туалет и запирается там.
Обиделся, что-ли?
Профессор. Да нет. Просто нервничает.
Капитан. Я знаю: он думает, что умер, и ему страшно.
Профессор. Хм, пожалуй.
Капитан. Все равно, держи себя в руках. Нельзя так сразу нервничать. Впереди целая вечность… (Напевает.)
«Что без нее в душе моей Тревоги не унять…»
Профессор. Шш-ш-ш! (Подойдя к телефону, сни­мает трубку.) Бесполезно. Не работает.
Капитан. А вам куда звонить?
Профессор. Домой.
Капитан. Чего это вдруг?
Профессор. Хотел попросить вас, чтобы вы погово­рили с ними и попросили к телефону — меня.
Капитан. Так они скажут, что вас нет!
Профессор. Естественно. Но если ответит печаль­ный голос, если они скажут: «Увы, случилось несчастье… Профессора Саппонаро больше нет…»
Капитан. А-а-а, значит, подцепили заразу от наше­го друга! Прямо, эпидемия какая-то!
Внезапно звонит телефон. Капитан с Профессо­ром замирают. Открывается дверь туалета, на пороге показывается Командор и тоже засты­вает, будто парализованный. Телефон продол­жает звонить.
Командор. Звонит… Спросите, кто…
Капитан. Нет уж. Я никаких звонков не жду. Это —
не меня. Профессор. Сами и спросите… Спросите!..
Пауза. Телефон звонит еще раза два-три, за­тем умолкает.
Командор. Повесили трубку! Вы что, не могли от­ветить?
Профессор. А вы — не могли?
Командор. Интересно. Кто из нас ближе к телефо­ну? Вы ближе.
Профессор. А кто у нас больше всех нервничает?
Командор. По-вашему, отвечать на звонки должен самый нервный? ‘

• « No Smoking